Высоко над нашими головами в небесах плыл дирижабль.
— Ты же мещанин, — не выдержала Фелицкая.
— И что?
— Надолго упрячут.
Рукалицо.
— Я учусь в гимназии Эфы.
Машина свернула на неприметную улочку.
— Говори, как было, — приказал Мирзенко.
— Не для протокола?
— Потом составим.
— В школе ко мне прицепился Антон Ставрин. Обнажил клинок, я защищался.
— Он мёртв, — констатировал капитан.
— Само собой. Дальше его папочка объявил вендетту, нанял людей. Они напали на нас в горах. На меня и Маро. Пришлось отбиваться…
— Куча покойников, — хмыкнул Мирзенко.
— Вроде того, — стараюсь игнорировать сарказм офицера. — В общем, вы понимаете, я в своём праве. Пришёл, чтобы сразиться со Ставриным. Его охрана спустила собак. Пришлось защищаться.
— Плюс один труп, — подвёл безрадостный итог капитан. — Не считая собаки.
— Очевидцы утверждали, ты прошёл сквозь стену. — В зеркале заднего вида я увидел, как Фелицкая сверяется с блокнотиком. — У тебя сверхспособность?
— Пробудился сегодня ночью.
Машина ещё дважды свернула на неизвестных перекрёстках и остановилась перед серым трёхэтажным зданием явно административного происхождения. Над козырьком висела знакомая эмблема. Рядом на тротуарах было припарковано несколько автомобилей, но капитан, игнорируя свободные места, повёл тачку в ворота, чугунные створки которых были распахнуты настежь.
Мы въехали на обширную территорию, где парковки перемежались с пальмами, туями, кипарисами, ухоженными кустами и клумбами. Кто бы мог ожидать такого от полицейских…
— Выходи, — сказал капитан, вжавшись между двумя патрульными машинами, смахивающими на советские «уазики».
Я выбрался наружу.
Фелицкая провела меня через весь двор к зданию участка. У задней двери нас нагнал Мирзенко. Втроём мы поднялись по обшарпанным ступенькам чёрного хода, затем по лестнице на два пролёта, свернули в казённого вида коридор с паркетным полом и коричневой ковровой дорожкой, после чего оказались в кабинете на две персоны. Окно кабинета выходило во двор.
— Садись, — сказал капитан.
Устраиваюсь на чёрном стуле.
— Пиши, — Фелицкая положила передо мной лист бумаги и шариковую ручку.
— Что писать? — уточнил я.
— Чистосердечное признание, — хмыкнул капитан. — Что же ещё.
— Вы издеваетесь.
— Ты же признаёшь, что убил группу лицензированных мстителей, — опешил полицейский. — И главу рода, входящего в клан Эфы. Так?
— Так, — растерянно ответил я.
— Вот, — Мирзенко радостно погладил телефонный аппарат с наборным диском. — Чистосердечное признание поможет скостить срок.
Похоже, день перестаёт быть томным.
— Нет, — отрезал я.
— Что — нет? — Мирзенко больше не улыбался.
— Я не буду подписывать эту чушь. Гимназия Эфы, в которой я учусь, обеспечивает меня равными правами с другими клановцами. Имела место дуэль, из которой я вышел победителем. Вы не смеете меня задерживать дольше обычного.
— Очень даже смеем, — заверил Мирзенко. — Представитель гимназии не зафиксировал протекцию. Фактов, подтверждающих твоё обучение, нет. Отказываешься от признания? Ладно, посиди в КПЗ, там разберёмся.
Гадство.
Не успев толком опомниться, я загремел в камеру предварительного заключения. Фелицкая вызвонила кого-то по телефону, за мной явились очередные люди в форме и сопроводили в подвал, разграниченный на зарешёченные клетки. Когда за мной с лязгом затворилась дверь, я смог по достоинству оценить своё новое положение. Клетка четыре на пять шагов, толстые металлические прутья, примитивная сетчатая кровать с пожелтевшим матрасом… И видимое отсутствие легендарной параши. Они тут что, в туалет не ходят? А ещё мне не совсем понятно, как эти прутья смогут удержать прыгуна. Впрочем, одарённые здесь — явление почти невозможное…
Клетки были смежными и располагались в два ряда, формируя широкий коридор. Я мог при желании рассматривать своих соседей. Их было не так уж много. Щупленький старичок, сидевший на своей кровати в позе лотоса с закрытыми глазами. Затрапезного вида барыга, который, перехватив мой взгляд, проворчал, что, дескать, чего пялишься. Какой-то оборванец-беспризорник, явно пойманный на карманных кражах. И нагловатая потаскуха — страшная, неопределённого возраста, ярко накрашенная и вызывающе одетая. С потёкшей тушью и синими кругами алкоголички под глазами. Приятная компания, ничего не скажешь.
Раздались неспешные шаги.
Я увидел своего конвоира — тот, грохоча ключами в замке, отпер камеру со стариком.
— Думбадзе, на выход.
Аксакал открыл глаза, медленно встал с кровати и с важным видом прошествовал в коридор. На меня дедок даже не обратил внимания.
— Эй! — окликнул я полицейского. — Начальник!
— Я тебе не начальник, — отрезал мужик.
Полицейский был упитанным, к его поясу крепился ремешок с тонфой. Прорезиненной полицейской тонфой — такой если приложат, мало не покажется.
— Ваше благородие, — исправился я.
Лицо копа снова помрачнело.
— Не важно, — я закатил глаза. — У меня разве нет права на звонок?
— Какой ещё звонок, — опешил полицейский.
— Адвокату, — наугад ляпнул я.
— Нет у тебя никакого права, щенок, — беззлобно ответил страж порядка. — Сиди и не выделывайся.