Убийство в Уайт Прайор

- Вот как? - заинтересованно осведомился Г.М. - Любовный треугольник?

Это был один из тех вопросов, которые ставили Беннетта в тупик. Он вспомнил гулкий мрак Гранд Централ, и фотовспышки, защелкавшие над головами собравшихся, когда Марсия Тейт появилась на ступеньках вагона. Кто-то подхватил ее собаку, кто-то протянул книжку, чтобы заполучить автограф, толпа подавалась то вперед, то назад; и Джон Бохан, с ужасным выражением лица, стоящий на некотором расстоянии от нее. Он всегда говорил, что не понимает американцев, создающих толпу. Беннетт припомнил его, вытягивающегося и вглядывающегося поверх голов: очень худой, одной рукой опирающийся на зонтик, уткнувшийся в бетонный пол. Его лицо казалось более смуглым, чем лицо Марсии. Не обращая внимания на неприязненные взгляды, он стал прокладывать себе путь к месту, где она стояла...

- Это не было похоже на встречу влюбленных, - медленно произнес Беннетт. - Если бы вы хотели описать атмосферу, которая ее окружает, то ближе всего подошло бы описание душного дня. Именно такая атмосфера окружает Тейт. Большинство ждет от нее, чтобы она выглядела - как бы это выразиться? - искрометной. Но она не такова. Вы совершенно точно подметили это, когда говорили, что она напоминает одну из тех женщин времен Реставрации на портретах. Спокойная. Созерцательная. Старомодная, если хотите. Сполохи и томление, далекие громовые раскаты. То же самое вы можете почувствовать в воздухе душным днем. Полагаю, что за всеми этими странными словами скрывается просто сексуальное влечение, но я должен признаться, они значат кое-что еще; нечто, - произнес Беннетт, с несколько большей страстью, чем ожидал, - что делало великими куртизанок старого времени. Я так и не смог совершенно избавиться...

- Вы так думаете? - спросил Г.М., глянув на него поверх очков. - Не знаю. Вы поступили очень хорошо. И этот ваш хороший поступок, как кажется, вас самого привел в замешательство.

Беннетт был искренен.

- Видит Бог, так оно и было на самом деле, какое-то время. Как было бы со всяким, в чьей крови достаточно красных кровяных телец. Но, - он замялся, - с моей стороны состязание закончено, не думаю, чтобы мне следовало опасаться эмоционального напряжения в присутствии этой женщины. Вы меня понимаете, сэр?

- Гм, - произнес Г.М. - Значит, состязание было жарким?

- Непрестанным. Даже Канифест был удивлен, я в этом уверен. Вспомните, что вы говорили.

- Так. Она встречалась с Канифестом?

- Она знала его в Англии, кажется; он был другом ее отца. Канифест и его дочь - ее зовут Луиза, она одновременно выступает в роли его личного секретаря - Канифест, его дочь и Бохан остановились в отеле "Бревурт". Очень красивом, тихом и представительном, как вы знаете. Так вот (к удивлению всех) экстравагантная Тейт также остановилась в этом отеле. Мы отправились туда сразу же с Гранд Централ. Канифест был сфотографирован в тот момент, когда он обменивался рукопожатием и произносил лестные слова в адрес известной британской актрисы, поскольку фильмы с ее участием принесли ей популярность: что-то в этом духе. Это было настолько по-родственному и нейтрально, что походило на встречу с Санта Клаусом. Самое интересное началось, когда на следующий день прибыл ее режиссер, Карл Рейнджер, вызвав почти такой же интерес общественности; с ним вместе прибыл пресс-секретарь. Меня это не должно было волновать - в мои обязанности входило сопровождать Канифеста. Но Бохан привез текст пьесы, написанной его братом: Тейт не делала из этого никакой тайны. Между Тейт и Боханом с одной стороны, и Рейнджером и Эмери с другой, возникло нечто вроде перемирия между воюющими сторонами. Хотелось нам этого, или нет, но мы все время оказывались вместе. Гремучая смесь. И в центре находилась Марсия Тейт, невозмутимая, как всегда.