Убийство в старом доме

Доктор Тиббет, который до сих пор возражал вполне разумно и спокойно, вдруг побагровел и разразился целой тирадой:

— Не позволю произносить подобные вещи! Человек должен быть венцом творения. Немыслимо, чтобы он был животным, как… как обезьяна! Если бы человек в самом деле произошел от обезьяны, он бы не мог ничего создать! А как же музыка, искусство, литература и философия? Неужели вы считаете все великие мировые цивилизации результатом простой случайности?! Разве обезьяны построили пирамиды? Разве обезьяны способствовали возвышению Рима? Разве шимпанзе записала бессмертные слова Гомера? Разные виды животных и рыб приходили и уходили, но человек всегда обладал превосходящим интеллектом и способностями. Только человек обладает бессмертной душой! Только человек обладает способностью представлять себе то, что лежит за пределами его повседневного опыта. Зверь на такое не способен!

— Что ж, сэр, я не отрицаю, что и сам пока не понимаю всего. — Фрэнк явно пошел на попятный, заметив маниакальный блеск в глазах доктора Тиббета. — Представление о том, что наши предки ходили на четвереньках, были покрыты шерстью, не умели говорить и — простите меня, дамы, — ходили без клочка одежды, в самом деле кажется мне чуточку натянутым.

— Натянутым?! — загремел доктор Тиббет. — Это слишком мягко сказано, сэр! Если как-то и можно назвать такие, с позволения сказать, теории, то только вздором!

— Дорогой доктор, — вмещалась наша хозяйка, — успеем ли мы до вашего ухода сыграть в вист?

Я заметила, что во время нашего спора она все больше беспокоилась. Дарвинизм для нее интереса не представлял; напрасно уходило драгоценное время, которое можно было посвятить ее любимому занятию.

Оказалось, что мы еще успеваем сыграть роббер. Фрэнк разложил карточный стол, и, хотя я не была опытной картежницей, усталость немного отпустила меня. Ко мне пришло «второе дыхание». Я радовалась, что не слишком оплошала.

Остаток вечера прошел довольно весело. Даже доктор Тиббет успокоился, держался не так официально, хотя один или два раза я поймала на себе его пристальный взгляд. Он смотрел на меня не враждебно и не дружелюбно, но откровенно безразлично. Мне показалось, что он наклеил на меня какой-то ярлык. Хотя доктор Тиббет и не являлся сторонником теории Дарвина, у него имелись собственные суждения о людях в целом — о мужчинах и женщинах.

Гость покинул дом около одиннадцати. Фрэнк спустился проводить его, но почти сразу вернулся. Он с мрачным видом плюхнулся на стул, стоящий у карточного стола, и, подбирая карты наугад, начал раскладывать их скрупулезно ровными рядами — непонятно зачем. Миссис Парри уже поднялась к себе в комнату, где ее терпеливо дожидалась Ньюджент, готовая раздеть хозяйку и разобрать ее причудливую прическу.

Это значило, что я тоже могу идти спать. Я открыла было рот, чтобы пожелать Фрэнку спокойной ночи, но он не поднимал головы и как будто забыл о том, что я еще здесь. Я решила уйти незаметно.

Неожиданно Картертон заговорил:

— Подождите! Вам нужна будет свеча. — Он встал, взял свечу со стоящего рядом вспомогательного столика, зажег ее от газового рожка и протянул мне.

Я поблагодарила его, но он ответил лишь кивком.

— Спокойной ночи! — добавила я.

Он приглушенно буркнул в ответ «спокойной ночи».

Когда я поднималась по лестнице, пламя моей свечи задрожало на сквозняке, и я поняла, что входная дверь до сих пор открыта. Я перегнулась через перила, чтобы выяснить, в чем дело. Оказывается, доктор Тиббет еще не ушел. Он разговаривал с Симмсом. Но разговор закончился в тот миг, когда я посмотрела вниз. Симмс отдал гостю шляпу и трость. Видимо, Тиббет почувствовал на себе мой взгляд, потому что вскинул голову и уставился на меня в упор. Я механически отступила, спрятавшись за статую мальчика в тюрбане, и смутилась: доктор, наверное, решит, что я за ним шпионю.

Я поднялась к себе в комнату, раздосадованная этим глупым маленьким происшествием. Правда, мне в самом деле стало интересно, о чем доктор Тиббет беседовал с Симмсом.

Я буквально валилась с ног от усталости. И все же в голове теснились разные мысли, и их невозможно было прогнать. Я самостоятельно переоделась в ночную сорочку и вынула из прически шпильки.

На моем этаже нигде не было видно газовых рожков. Видимо, модные нововведения были предназначены лишь для парадных комнат. Я села за туалетный столик в стиле рококо и начала причесываться — долго и методично, как меня когда-то научила гувернантка мадам Леблан. Янтарное пламя свечи успокаивало и казалось мне гораздо приятнее, чем резкий газовый свет и шипение рожка.