Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]

После вопля ужаса, вырвавшегося из глоток присутствующих, задержанные бросились к койке Баранова, чтобы лично удостовериться в его смерти.

Каждый из них считал своим долгом пощупать пульс у лежащего и послушать, припав к груди, биение сердца.

И каждый, покачав головой в полной растерянности, отходил в сторону и говорил одно и то же: «Надо же! Копыта отбросил!»

— Это сколько же надо выпить, чтобы дать дуба? — вслух задумался Великанов. А подумав несколько секунд, сам себе и ответил: — Никак не меньше литра, а то и двух! И то, если мешать разные крепкие горячительные напитки!

Григорьев подошел к двери камеры и сильно забарабанила в нее кулаком.

Ему пришлось стучать довольно долго, минут пять, пока дверь не открылась и вертухай не рявкнул:

— Чокнулся? Пожар, что ли? Или в карцере так понравилось, что вернуться туда хочешь?

— Баранов копыта отбросил! — охладил вертухая Григорьев.

— Если шутить изволишь, — угрожая пообещал надзиратель, — я тебя в карцере сгною. До суда не выйдешь!

Он мрачно вошел в камеру и направился к Баранову.

Откинув одеяло, он долго осматривал и ощупывал тело, затем нехотя признал:

— Да, некоторая доля истины в твоих словах есть!

— Какая? — ехидно поинтересовался Григорьев. — Он наполовину мертв или наполовину жив?

И Рудин посчитал своим долгом мрачно пошутить:

— Как вам кажется, он умер от того, что перепил или, наоборот, недопил?

Вертухай укоризненно поглядел на одного, потом на другого и сказал:

— Нашли время шутить!

Кузин с ним не согласился:

— Если не шутить, то в такой обстановке повесишься. И будет в камере не один труп Баранова, а восемь трупов. Кобрик, я думаю, до обеда дотерпит.

Надзиратель еще раз внимательно осмотрел труп и уже уверенно заявил:

— Его убили!

На задержанных напал столбняк. Никто из них не смог вымолвить ни слова, настолько это заявление подействовало на них.

Вертухай, довольный произведенным эффектом, добавил:

— Яд!.. Его отравили! Я уже сталкивался с таким же случаем.

И он покинул камеру, бросив напоследок:

— До трупа не дотрагиваться. Улики не уничтожать!

Стук закрываемой двери произвел на всех впечатление стука закрываемой крышки гроба.

Могильную тишину внезапно разорвал истошный крик Хрусталева:

— Нет, мы обязательно уничтожим все улики! Съедим труп без остатка!

Все так посмотрели на него, что ему стало даже стыдно. После чего Хрусталев, не стесняясь присутствия Григорьева, лег на его койку и закрыл глаза.

Это выглядело вызывающе.

Григорьев схватил Хрусталева за ноги и сбросил со своей койки.

— Ты перепутал, Хрусталев! — спокойно заметил Григорьев ошарашенному Хрусталеву. — Умер Баранов, а я жив!

Хрусталев медленно поднялся с пола.

Все ждали драки. Но Хрусталев только злобно огрызнулся:

— Пока жив!

И сел рядом с мертвым Барановым.

«Не к добру!» — подумал Кузин и хотел предупредить Хрусталева, что нельзя сидеть на одной койке с покойником, но почему-то передумал.

Всем своим поведением Хрусталев вызывал глухую ярость. И не только у Кузина.

— Братва! — вдруг ахнул Рудин. — Помните, что говорил Сойкин?..

— Что? — не сообразил Великанов.

— Утром в нашей камере кого-то убьют!

Ошеломление, вызванное этими словами, было уже на порядок выше ошеломления от смерти Баранова.

— Ты хочешь сказать, что Сойкин слышал, как обсуждали смерть Баранова? Не смеши! Кому нужен этот придурок… — Телок почувствовал, что пришел его час.

— Костя! — укоризненно прервал его Кузин. — О мертвых только хорошее или ничего.

— Это — о людях! — огрызнулся Телок.

— А труп уже не человек? — осудил Кузин.

— Он так же был похож на человека, как обмылок на кусок мыла! — не сдавался Телок. — Меня он не интересует! Я хотел просто сказать, что это — не та еще смерть!

— Как не та? — заволновался Маленький. — Ты хочешь сказать…

— Да! — прервал его Телок. — Я именно это хочу сказать: кто-то из нас вскоре последует за Барановым.

Григорьев рассмеялся:

— Сойкин вас всех перепугал, помню, очередь на толчок сразу выстроилась, теперь ты, Телок, хочешь всех туда же отправить.

— Смейся, смейся! — пригрозил Телок. — Может, ты первый на очереди?.. Или ты? — указал он пальцем на Рудина. — Или ты? Или ты? Или ты? — ткнул он перстом поочередно в Айрапетяна, Маленького и Хрусталева. — Кто может поручиться, что следующая очередь не его?

И все, кроме Григорьева, побледнели. Даже Кобрик, которому оставалось в тюрьме находиться всего-навсего до обеда. Никто же ему не сказал, куда он отправится после обеда: на волю или в морг…

Баранов уже был свободен.

«Свободен! Наконец свободен!» — вспомнил Кобрик, и кожа его покрылась пупырышками от озноба.

Дверь опять противно проскрипела, и в камеру вошли двое заключенных, работавших санитарами при больничке.

— Где жмурик? — по-деловому спросил один из них.

— Не гони волну! — осадил его другой. — Солдат спит, служба идет. За перевыполнение плана по переноске жмуриков тебе твои полгода не скосят…

— Это за что же такие детские сроки дают? — поинтересовался Великанов. — Или мента по пьянке укусил?

— Ну да! — засмеялся санитар. — Это главный режиссер одного театра по пьянке мента укусил, так заработал два года сразу.

— А ты? — не отставал Великанов.