Кузин отвел Великанова к окну покурить.
— Что ты со всякими разговариваешь? — укорял он Великанова. — Хочешь поговорить, подходи к мне. Или с Григорьевым поговори, умный человек. Как он здесь оказался, ума не приложу.
Великанов все не мог отойти от стычки с Хрусталевым, поэтому грубил:
— А ты здесь как оказался?
— Превратности судьбы! — засмеялся Кузин. — Помнишь, у Чехова?
Великанов насупился и жадно затянулся дымом.
— Не читал! — признался он Кузину. — Я — рабочий, Сергей Сергеевич! Классный рабочий. Экстра-класс! Орденоносец. Был ударником коммунистического труда. И прочих наград… A-а! Кому это сейчас нужно? Но… не читал, извини! Читать было некогда.
— Для водки время находил! — вырвалось у Кузина.
— Традиция! — возразил Великанов. — И отец мой пил, от белой горячки помер. И дед пил запоем. Веселье на Руси — питие! Тоже — превратности судьбы!
— Чушь! Пьяница на Руси всегда был окружен презрением. Пить, не отрицаю, — пили! Но дело не забывали. Дело было на первом месте. Оно и от пьянства уберегало, не давало процветать. Сухой закон сколько лет держался с войны четырнадцатого года…
— Поэтому и революция победила так легко! — вмешался Айрапетян.
— И большевики придерживались сухого закона! — упорствовал Кузин. — Пока Сталин не отменил его и не ввел свободную продажу спиртного в огромных количествах и по низкой цене. Стал осмысленно спаивать народ. И пьяница стал героем.
— Ерунда! — отмахнулся Великанов. — Самогон всегда гнали! Не верю я в сухой закон.
— Молодец, э! — поддержал Айрапетян. — Нигде в мире этот сухой закон не прижился. О нашей стране и говорить смешно.
— Не береди душу! — взмолился Великанов. — Баранов сначала надышал коньяком, теперь вы…
— В доме повешенного не говорят о веревке! — понял Кузин.
— Ты лучше расскажи, как ты погорел? Или тоже — секрет фирмы? — перевел разговор Великанов.
— Никакого секрета нет! — разговорился Кузин, поясняя окружению: — Как вы понимаете, в одиночку мои дела не делаются… А в нашей цепочке был директор швейной фабрики, где целый подпольный цех шил на нас костюмы…
— Полушерстяные? — улыбнулся Великанов.
— По цене шерстяных! — поддержал шутку Кузин. — Так вот, этот директор был бабник — первый сорт! Между прочим, грузин! — обратился Кузин почему-то к Айрапетяну.
— Если бы ты сказал: «Между прочим, армянин», я бы обиделся. А «между прочим, грузин» говори сколько хочешь, — ответил Айрапетян.
— Ближе к телу! — подгонял Рудин.
— Понравилась директору фабрики одна молоденькая стерва, жена директора магазина, через который мы товар свой сбывали. Старик в ней души не чаял, из грязи поднял, обогрел, приласкал, влюбился по уши и женился. Все — для нее. Как сыр в масле каталась. Старик и на ее шашни смотрел сквозь пальцы. Как потом выяснилось, жить ему оставалось всего ничего…
— Смерть остужала кровь! — понял Айрапетян. — Я бы за шашни зарезал.
— Горячий человек! — рассмеялся Маленький.
— Не мешайте! — нетерпеливо прервал их Рудин. — Интересно!
И все замолчали, давая возможность Кузину продолжить повесть своей жизни.
— Этот грузин, бабник, сукин кот, — продолжил Кузин, — предложил этой красотке — а красива она была как богиня, что есть, то не отнимешь, — предложил он ей жить с ним, а старика бросить. Директор фабрики тоже был не первой свежести и знал, чем купить красотку. Деньги она любила как черт! А муж хоть ей ни в чем не отказывал, но на руки давал лишь на мелкие расходы. А на них не разгуляешься, не пошикуешь с мальчиками — мальчики нынче тоже дорого стоят. И сукин кот все это прекрасно знал, в одном котле мы все варились. И положил ей на голое пузо полмиллиона…
— Так мало? — презрительно протянул Айрапетян.
Кузин даже оторопел поначалу. Потом сообразил, что его неправильно поняли.
— Долларов, естественно! — пояснил он.
— Во, дают! — восхитился Сойкин. — Буржуи недорезанные.
— Не «недорезанные», Сойкин! — поправил его Айрапетян. — Новорожденные!
— Будет вам! — взмолился Рудин. — Дайте дорассказать.
— Вот это да! — отреагировал запоздало Великанов. — И что? Взяла?
— Этой стерве полмиллиона оказалось мало, — продолжил Кузин. — Забрала она все, что смогла, у старого мужа и переехала к сукиному сыну.
— И муж ее не убил? — ахнул Айрапетян.
— Старый муж пошел и всех сдал! — вздохнул Кузин. — Сам через месяц умер во внутренней тюрьме.
— А красотка? — поинтересовался Великанов.
— Осталась у разбитого корыта. Все конфисковали, — вздохнул Кузин.
— Суда-то не было! — не поверил Великанов. — Закона нет такого: конфисковывать!
— Наивняк! — опять вздохнул Кузин. — У нас все решается на небесах, а суд только печать ставит.
— А как же без решения суда… — восставал Великанов.
— Когда будет решение суда, то конфисковывать будет нечего! — заметил Рудин. Думаешь, мы одни быстро чистим квартиры? Родственники это делают еще быстрее. Они знают, где лежит ценное, а нам еще искать надо.
— Это точно! — согласился Айрапетян.
— На бабах все и горят! — вздохнул Рудин, думая о своем.
— Не хвастайся ворованным! — поддел его Айрапетян. — Больше нечем хвастать?
— Да ладно тебе! — обиделся Рудин.