Убийство по расписанию

Он исполнил ее пожелание, задув по очереди все четыре свечи. Спальня погрузилась в густой полумрак. Как и обещала Завладская, задернутые на окнах шторы практически не пропускали света. Этому во многом способствовало и то обстоятельство, что все небо заволокло тучами. Снегопад с каждым часом усиливался, и казалось, конца ему не будет. Крячко снова сел рядом с Юлей на пол. Машинально проверил наличие пистолета под пиджаком. Теперь он мог видеть только ее темный силуэт.

– Ты вспоминаешь школу? – неожиданно спросила Завладская после длительной паузы.

Крячко не сразу нашелся с ответом. К чему она теперь клонит?

– Редко. У меня не всегда хватает времени для воспоминаний.

– И у меня тоже. – Полковник попытался определить ее настроение по голосу, но у него ничего не получилось. Он вообще был лишен у Юли каких-либо эмоциональных оттенков. – А это плохо, Стасик.

– Почему?

– Мы совсем не живем своим прошлым. Бежим куда-то, торопимся, стремимся к чему-то. И никогда не оглядываемся назад. Не успеваем. А помнишь, сколько прекрасных моментов было у нас в те же школьные годы, например? Не помнишь. Ничего ты не помнишь, Стасик. И я не помню. Разве это хорошо, что все постепенно стирается из нашей памяти?

– Наверное, нехорошо, – неуверенно брякнул Крячко.

Тема разговора давила на него еще больше, чем дом. Нужно немедленно сменить ее. Такими мыслями Завладская доведет себя еще до одной попытки самоубийства. В кармане полковника зазвонил телефон. Он достал его и ответил на вызов.

– Лева? Слава богу, откликнулся! Ну, как ты?

* * *

Вторник. 16 часов 34 минуты

Убирая мобильник в карман, Гуров машинально отметил, что зарядная батарея на исходе. Мысленно полковник прокручивал в голове недавний разговор с Лобановым. Тогда, сидя на лестнице и поджидая подходящего момента для решительного броска, у него не было времени и возможности проанализировать услышанное. Теперь же Гуров рассматривал слова Лобанова совсем под иным ракурсом. Неужели он ошибся, и «Эдельвейс» не имел никакого отношения к письму с угрозой? Гуров не хотел верить в подобную ошибку. И в первую очередь потому, что никакой иной более или менее стройной версии у него под рукой попросту не было. Полковник отогнал эти мысли. Делать какие-либо поспешные выводы было еще слишком рано. Лобанов мог не владеть информацией в той мере, на которую рассчитывал Гуров. Письмо Завладской мог посылать не он, а тот же Щетинин, например. Согласно распоряжению Доронина. Глава фонда по-прежнему оставался для Гурова темной лошадкой...

Еще издали Гуров заметил у «Эдельвейса» три припаркованных в ряд автомобиля. И самым крайним в этом ряду был бежевый «БМВ» Валета. Гуров нахмурился. Прожженный рецидивист после всего произошедшего сегодня в стенах фонда даже и не думал прятаться. Напротив, он нагло вернулся на место преступления. Полковник помнил, что Валет и раньше вел себя откровенно дерзко в любых ситуациях, но чтобы настолько... Гуров жестко хлопнул двумя руками по рулевому колесу.

За «БМВ» Щетинина пристроилась «десятка», а рядом с ней торжественно замер в своем величии черный, как вороново крыло, «Мерседес». Гуров резонно предположил, что последний автомобиль, скорее всего, принадлежит генеральному директору «Эдельвейса». Это было как нельзя кстати. У Гурова имелся реальный шанс одним ударом разрубить гордиев узел. Так он и собирался сделать.

«Пежо» прижался к обочине в паре метров от парковочной стоянки фонда, и практически тут же из «БМВ», как чертик из волшебной табакерки, выскочил тот самый паренек, которого полковнику уже доводилось видеть во время своего предыдущего визита в «Эдельвейс». Правда, на этот раз на нем был не рабочий комбинезон, что, видимо, было использовано в качестве маскарадного костюма, а строгого покроя кашемировое пальто. Зато круглые очки были на месте. Парнишка не решился атаковать Гурова сам, хотя полковник заметил, как он поспешно сунул руку под пальто и стремительно побежал к парадному входу в здание. Скрылся за дверью.

Гуров неспешно заглушил двигатель «Пежо», вышел из автомобиля и поставил его на сигнализацию. Движения сыщика были спокойными и уверенными. Гуров чувствовал собственное превосходство и на этот раз был куда больше готов к вооруженным столкновениям с неприятелем.