Читаем Убийство по графику полностью

Но ещё не остекленевшие глаза смотрели на него со смешанными эмоциями страха и отчаяния. Какая-то чертовщина скакала у него в голове. Что-то сдвинулось в мозгу. По его лицу текли слезы. Он присел рядом с ее трупом на корточки. Нервно грыз ногти и как-то истерично и недобро захихикал. Закрыл ей веки и надавил на них так, как, ему казалось, надо надавить, чтобы они никогда больше не открылись и не смотрели на него так. Какое-то животное чувство заставляло, нет, требовало от него сделать это. Желание было сладострастным. И он давил и давил. Давил, пока пальцы не провалились в глазницы. И тут он почувствовал, как пробежала волна удовольствия теплом по телу. Ему казалось, что это чувство словно затягивало дыры в его сердце от обид и боли, молодое тело успокоилось. Он услышал тихий шепот в голове: «Теперь она точно принадлежит тебе, навечно». Какая-то сила проснулась и бушевала в нем. Он ощутил свободу. Свободу от оков морали, свободу, которая делала его каким-то иным. Он понял, что хочет быть иным всегда, без запретов, без нельзя. Он убрал руки от ее тела и безмолвно встал. Он не помнил, сколько просидел на берегу. Уже совсем стемнело. Но он помнил, как в тот вечер в нем боролись два чувства. Голос человечности и голос удовольствия, жажды почувствовать еще и еще. Он был шокирован от собственного откровения. Он не знал, кто он уже есть. Но понимал одно: что сегодня он перешел через что-то человеческое в себе. Но почему-то его это сильно не тревожило. Почему-то он принял это как что-то естественное, хоть и понимал, что сделал ужасное. Ему казалось, что он справится с этим чувством, а то, что произошло, это нервы. Плата ему за все его унижения и боль, что он переносил в детстве. За все это ему заплатила своей жизнью Софья. Та, что валялась мертвой в кустах, уже облепленной назойливыми мухами, та, что недавно была его любимой. Он легко и равнодушно порвал на ней платье. Приспособил куски под веревки. Привязал за горло и ноги камни и скинул в омут. Он знал, что искать ее не будут, а если будут, то тут никогда не найдут. Густые водоросли и рыбы сделают свое дело. Вернувшись незаметно в поселение, он переоделся, пробрался в ее дом, благо двери никто не запирает, покидал ее вещи в сумку, а потом далеко в лесу сжег. Все. Пусть думают, что она сбежала. Так все и думали. Никто ни о чем не догадывался. Никто не знал, кроме его матери. Та новость перенесла спокойно. Даже злорадно улыбнулась, понимая, что соперницы больше нет. Она не успокаивала его, не обняла, не переживала. Он еще в детстве понял, что не нужен ей, он явно мешал. Мать решила сбагрить с глаз долой возмужавшего сына, она испугалась, что его подрастающий организм вновь поставит под угрозу общину. Она решила дать ему возможность жить самостоятельно. Купила ему дом подальше от себя и поближе к городу.

– Развлекайся, – единственное, что он услышал от нее. Но он привык к ее холодности и с радостью переехал. Так было лучше, чем жить с собственной матерью, которая не любила его. Он не страдал. Благо денег у них было достаточно, чтобы жить, не работая, в достатке и не задумываться о будущем. Сука его мать, он много раз ловил себя на мысли, что сделал с удовольствием с ней то же самое, что и с другими. С огромным удовольствием. Он почувствовал, что в нем опять просыпается злобное, ненасытное чудовище. Душа каменела и становилась циничной, злой. На лице появилась злорадная усмешка. Через прищуренные глаза сверкнул огонек сумасшествия. И в миг он почувствовал, что мир прекрасен. Его мир. Мир охоты и боли. Он прекрасен для него, прекрасен по-своему. Жизнь как вечная охота, чем не свобода?

– Нет, – вновь прорычал в нем зверь, – вы только болью оплатите за мою несчастную жизнь шлюшки. Да вы все стервы, с виду только овцы! И только вы сами виноваты во всем, что происходит. Все виноваты! Все ваше бабье отродье! Ненавижу! Противные! И тело у вас уродливо, и души там нет!

Он вскочил на ноги и щурясь, потрясая указательным пальцем воображаемым призракам, кричал:

– Я видел. Я проверял. Кроме вонючих потрохов, там нет ничего! Нет! Бездушные сучки!

Вдруг страшная боль пронзила его желудок. Он взвизгнул и согнулся. Его вырвало в ведро, что валялось в подвале. Когда боль отпустила, он выпрямился, закинул голову назад и засмеялся. Засмеялся готическим, страшным смехом, не сулившим ничего хорошего. Пальцы зашевелились, требуя действий. Он приосанился, ощущая себя королем боли и страха. Сделав па в сторону своих приведений, надменно скривив губы, как полагается Королю по отношению к быдлу. Самодовольно произнес:

– М-да, не долго я был человеком. А надо? Разве я плохо живу? Да я свободен от системы! Я хитер, везуч, неуловим! Да пошли к черту все!

И он молнией метнулся из подвала. А позади себя, как ему показалось, услышал тяжелый и болезненный, женский вздох разочарования.

– Не дождетесь! Я живее всех живых! – надрывно, с обидой крикнул он в ответ призракам.

В дверь постучали и, не дождавшись приглашения, в кабинет зашел Михаил, наш эксперт.

Перейти на страницу:

Все книги серии Преступление в большом городе

Страх никогда не стареет
Страх никогда не стареет

Захватывающий детективный роман о времени, когда «жить или умереть» решают уже не баснословные деньги, а претензии детей на право быть важнее родителей, стремление управлять стратегическими вопросами государства. И ради этого хороши все средства – от пули снайпера до рецепта старинного яда…Он ей явно симпатизирует. И вовсе не из-за того, что она – дочь известного олигарха и сенатора, и не потому, что у нее шикарный дом и крупный счет в банке. Просто ему с ней интересно. Она привлекательна, умна, умеет вести себя в любой компании. Из них, наверное, получилась бы хорошая пара, если бы не одно «но»… Он, подполковник МВД Александр Клементьев, должен расследовать загадочное убийство ее отца, произошедшее накануне подписания важного государственного контракта. И самое страшное то, что именно она – главный подозреваемый в этом преступлении…

Геннадий Геннадьевич Сорокин

Детективы

Похожие книги