«Любимая Фло!
Действительно жаль, что она не подписала письмо полным именем и фамилией, но откуда мне было знать, что тебе это так необходимо. В любом случае я бы не решилась попросить ее об этом, раз уж она подписалась только начальной буквой. Не сердись на меня, любимая Фло, ведь я делаю, что могу, и стараюсь по-дружески во всем тебе помогать. Я передала ей письмо, которое ты прислала, написанное якобы рукой ее отца, с просьбой насчет фотографии и автографа. Она расплакалась от волнения. Воспользовавшись замешательством, я сама выбрала фотографию’и подсунула ей ручку, и она подписалась, на этот раз своим настоящим именем. Посылаю тебе эту фотографию. Любимая Фло, если бы ты могла одолжить мне несколько долларов, я была бы бесконечно тебе благодарна. Последние несколько недель у меня была масса непредвиденных расходов.
Всегда искренне твоя Вивьен».
Эйприл перевернула листок, взглянула на подколотую фотографию и присвистнула:
— Вот это женщина!
На фотографии была подпись: Харриет Холбрук.
— Если бы мистер Холбрук увидел ее, — сказала Дина, — он бы, наверное, тут же упал замертво!
— Думаю, что он ее видел, — с выражением ошеломления на лице сказала Эйприл. — Он хотел убедиться, что миссис Сэнфорд спрятала эти доказательства. Поэтому после ее смерти пытался проникнуть в дом. Он ни за что не хотел, чтобы весь мир узнал, что его дочь танцует одетая лишь в несколько павлиньих перьев и нитку жемчуга.
— Тут есть еще письма, — заметила Дина, откладывая в сторону фотографию.
Несколько писем было написано такими же чернилами, как и первые, несколько — другими, но все — одинаковым чуть размашистым почерком. Все письма также содержали просьбы относительно денег.
«… дантист говорит, что мне нужно вставить всю верхнюю челюсть, это довольно дорого, а ты ведь знаешь, что я надеюсь получить роль. Пожалуйста, одолжи мне…»
«…опасаюсь, что мое последнее письмо не дошло до тебя, и зря жду ответа. Лечение зубов мне придется отложить на лучшие времена, однако я задолжала за три месяца за квартиру и последний срок уплаты мне назначен на ближайший четверг. Если можешь одолжить мне немного денег, Фло, ради нашей старой дружбы, пришли их авиапочтой, потому что сегодня уже суббота, а дело не терпит отлагательств…»
Ни на одно из этих писем, как следовало из их содержания, ответа получено не было.
В последнем письме, нацарапанном карандашом на листке дешевой разлинеенной бумаги, говорилось:
«…если можешь, пришли телеграфом 25 долларов. Адресуй в ночлежку Армии Спасения…»
Коллекцию дополняла маленькая газетная вырезка: упоминание о самоубийстве некой Вивьен Дэйн, бывшей артистки варьете, которая покончила с собой в номере дешевого отеля.
Дина бросила пачку документов на кровать. Она была ужасно возмущена.
— Так вот какая она была, Флора Сэнфорд! Велела этой Вивьен делать никчемную работу, рисковать, заплатила ей в общей сумме… — тут Дина перелистала письма, проверяя подсчеты, — …сто десять долларов, обещала составить протекцию в Голливуде, причем наверняка солгала, а потом, когда благодаря этой бедняжке узнала все, что нужно, не удостоила ее даже ответом на письма!
— Возьми себя в руки, Дина! — успокаивала ее Эйприл. — Ты разбудишь мамочку.
— Я не могу! — сказала Дина. — Во мне все кипит, когда я думаю об этой Вивьен, о мистере Холбруке, о мистере Дегранже!
— Успокойся, — сказала Эйприл, — нам еще нужно просмотреть много документов.
Дина еще раз гневно фыркнула и наконец затихла.
Эйприл взяла следующую пачку документов. Сверху была подколота фотография формата 8x10, глянцевый снимок, сделанный, вероятно, с помощью фотовспышки и неожиданно для фотографируемых. Здесь также было несколько газетных вырезок. Эйприл посмотрела на фотографию и передала ее Дине.
— Смотри!
— Мистер Сэнфорд! — удивленно прошептала Дина.
— И очаровательная девушка, — добавила Эйприл.