Убийство на улице Морг. Рассказы

Необходимо иметь в виду, что самое пустое различие в обстоятельствах двух случаев может привести к величайшим ошибкам, дать иное направление всей цепи событий: так в арифметике ошибка, сама по себе ничтожная, приводит, умножаясь в целом ряде действий, к огромной разнице в итоге. Что касается первого предположения, то сама теория вероятностей, на которой я основывался, исключает мысль о распространении этой аналогии, исключает тем решительнее и строже, чем точнее и ближе аналогия до известного пункта. Это одно из тех положений, которые, по-видимому, не имеют ничего общего со строгим математическим методом мышления и которые, однако, только математик может оценить вполне правильно. Крайне трудно убедить обыкновенного читателя в том, что если, например, игрок в кости два раза подряд выкинул двенадцать очков, то в третий раз почти наверняка не выкинет. Ум не примиряется с этим. Ему кажется, что первые два случая уже безвозвратно принадлежат Прошлому и никак не связаны с тем, что еще целиком лежит в Будущем. Шансы выкинуть двенадцать очков представляются ему такими же, как всегда. И это кажется столь очевидным, что попытка доказать противное встречается насмешливыми улыбками. Я не могу разбирать это заблуждение в пределах моей статьи; впрочем, для философского ума этот разбор и не нужен. Довольно сказать, что оно – одно из звеньев в бесконечной цепи ошибок, встающих на пути Разума, склонного искать истину в мелочах.

Перевод М. Энгельгардта

Украденное письмо

Nil sapientiae odiosius acumme nimio.

Seneca[57]

В темный и бурный вечер осенью 18** г. в Париже я услаждал свою душу размышлениями и трубкой в обществе моего друга К. Огюста Дюпена, в его крошечной библиотеке, комнатке с книгами, на третьем этаже дома № 33 по улице Дюно в Сен-Жерменском предместье. Битый час мы хранили глубокое молчание, всецело погруженные – так, по крайней мере, показалось бы постороннему наблюдателю – в созерцание волн дыма, наполнявшего комнату. Я думал о двух давнишних событиях, о которых мы говорили в начале вечера: о происшествии на улице Морг и тайне, связанной с убийством Мари Роже. И я невольно был поражен странным совпадением, когда дверь отворилась, и вошел месье Г., префект парижской полиции.

Мы встретили его очень приветливо: его негодность почти искупалась его забавностью; и мы не видали его уже несколько лет. Мы сидели в темноте, и Дюпен привстал было, чтобы зажечь лампу, но снова уселся, когда гость объявил о цели своего визита: его привело сюда желание посоветоваться с нами, а точнее, с моим другом, насчет одного происшествия, наделавшего немало хлопот.

– Дело, вероятно, потребует размышлений, – сказал Дюпен, – нам, пожалуй, удобнее будет обсуждать его в темноте.

– Это тоже одна из ваших курьезных привычек, – заметил префект, называвший курьезным все, что превышало меру его понимания, и потому живший среди легиона «курьезов».

– Именно, – отвечал Дюпен, предложив гостю трубку и подвинув ему удобное кресло.

– В чем же дело? – спросил я. – Неужели опять убийство? Надеюсь, что нет.

– О нет, дело совсем иного рода. Дело очень простое; я думаю, мы и сами с ним справимся; но Дюпену, вероятно, будет интересно узнать подробности, ибо происшествие крайне курьезное.

– Простое и курьезное, – сказал Дюпен.

– Ну да; и вместе с тем ни то ни другое. В том-то и странность, что дело простое, а сбивает нас с толку.

– Может быть, именно своей простотой оно и сбивает вас с толку? – заметил мой друг.

– Что за вздор! – возразил префект рассмеявшись.

– Может быть, тайна слишком очевидна? – прибавил Дюпен.

– О господи! Что за мысль!

– Слишком легко разъясняется.

– Ха-ха-ха! – ха-ха-ха! – хо-хо-хо! – захохотал гость. – Ну, Дюпен, вы меня просто уморите.

– Но в чем же, наконец, дело? – снова спросил я.

– Вот я вам расскажу, – отвечал префект, тяжело дыша и откидываясь на спинку кресла. – Расскажу в нескольких словах, но должен предупредить: дело требует строжайшей тайны, и я, вероятно, потеряю место, если узнают, что я сообщил тайну другим.

– Продолжайте, – сказал я.

– Или нет, – дополнил Дюпен.

– Ну вот: я получил извещение от одного высокопоставленного лица, что из королевских апартаментов похищен крайне важный документ. Лицо, похитившее его, известно; тут не может быть никаких сомнений; видели, как оно брало документ. Известно также, что документ до сих пор остается в его руках.

– Почему это известно? – спросил Дюпен.

– Это ясно по самой природе документа, – отвечал префект, – и по тому, что до сих пор не обнаружились последствия, которые должны обнаружиться, когда документ не будет больше в руках вора, то есть, когда вор употребит его для той цели, для которой украл.

– Нельзя ли немножко яснее? – сказал я.

– Хорошо, я скажу так, что бумага дает своему обладателю известную власть, там где эта власть имеет огромную силу, – префект любил дипломатические обороты речи.

– Я все еще ничего не понимаю, – заметил Дюпен.