Типографские рабочие поднялись и ушли. Мариус забрал из рук Эдокси блокнот и принялся сочинять статью. Гувье флегматично развернул еще один клочок бумаги.
— Тут записано все, что рассказал кучер. Лица первого клиента он не видел: солнце светило прямо в глаза. Он принял его за англичанина: широкополая шляпа, крылатка, перчатки. Его это удивило, в такую-то жару.
— И это все?
— Англичанин ни слова не произнес, адрес был написан на листочке. Вот теперь все.
— Мне тоже известно кое-что любопытное, — задумчиво произнес Виктор. — В прошлом месяце одна клиентка рассказала, что кого-то укусила пчела, помнится, какого-то старьевщика, и он от этого умер. Но его приятель, который был с ним в тот самый момент, клянется, что его друг был отравлен, причем отнюдь не ядом насекомого.
— Кто? Где? — спросил Антонен.
— Этого я не знаю. В тот момент я не придал этому значения.
Виктор следил за реакцией Таша. Она сидела, согнувшись, положив локти на стол и уперев в них подбородок.
— Знаю, — процедил Гувье. — Это было в тот день, когда прибыл Буффало Билл.
Мариус медленно поднял голову.
— Вы о чем? Я тут пытаюсь сосредоточиться, не расслышал.
— Ничего особенного, — продолжал Гувье. — Как и положено, я провел маленькое расследование: тот, на вокзале, был очень, очень болен. Сердце. Смертельная болезнь. Провел десять лет в Новой Каледонии, бывший коммунар. Я беседовал с врачом, который его наблюдал.
— Все, я закончил! — объявил Мариус. — Как вам «шапка» «Преступление в фиакре»?
— Неплохо! — согласился Антонен, пробегая статью глазами. — Но вы сами сказали, что доказательств нет, так что я советовал бы выбрать более нейтральную интонацию, а то как бы эти фразы, хлесткие, как удары кнутом, не обратились потом против нас.
— Э, да ведь я только изложил факты, не больше. За работу!
Отодвинув стулья, все быстро встали. Сидеть осталась только Таша.
— Что с тобой? — осведомился у нее Мариус.
— Должно быть, солнце… у меня… немножко кружится голова, я вас через пять минут догоню.
— Нет проблем: иди домой и отдохни, завтра на выставке ты будешь нужна до зарезу. В сегодняшнем вечернем выпуске я могу обойтись без иллюстраций, а в следующий номер ты нам что-нибудь изобразишь. Ох уж эти дамские шляпки с цветочками: красивое украшение, а защиты от солнца никакой!
Пока Таша удалялась, Виктор откланялся.
— Пройдись по всем романам, где трупы, кровь и жуть, но только поскорее напиши! — уходя, крикнул ему Мариус.
Где она сейчас? Вон, стоит у булочной. Вначале он хотел пойти за ней, но потом понял, что лучше побыть одному, обдумать новую информацию.
Виктор не торопясь спустился к улице Риволи, прошел вдоль магазинов у Лувра, приглашавших на распродажу уцененных товаров. Тротуары были заполнены людьми. Из-за витрины магазина дорожных вещей на зевак немигающим взглядом смотрел мужской манекен в пробковом шлеме.
Виктор уступил дорогу группе людей-бутербродов с рекламными плакатами на груди и на спине. Он машинально прочел:
Санкт-Петербург. Вместо манекена перед его взглядом вдруг возникло жирное самодовольное лицо. На него насмешливо поглядывал Константин Островский. Занятно… У Островского была встреча с убийцей. Они были ему знакомы? Сообщники? И этот сообщник устранил Островского, потому что тот
В висках стучало, лоб горел. Виктор перешел через дорогу, вошел в сад Тюильри и упал на скамейку. Надо взять паузу, прийти в себя. Да разве в этом есть какой-то смысл? Кому придет в голову подозревать книгопродавца в сообщничестве с коллекционером?
Он потер затылок. Воображение работало на полную катушку. Кэндзи замешан в этом, и Таша тоже. Такие убийства с легкостью могла совершить женщина, тому свидетельство история испанки, о которой говорил Гувье. Простая шляпная булавка!
Легко уколоть жертву в толпе, стоит лишь спровоцировать давку.
Кто-то. Мужчина или женщина?
Вернуться на авеню Пёплие.
Остановившись у входа в книжный магазин, Кэндзи не спешил заходить внутрь. Сквозь стеклянную дверь он некоторое время наблюдал, как Жозефа осаждают три покупателя. Наконец войдя в магазин, Кэндзи послал ему приветственный жест.
— Где мсье Легри?