Близкие к стрихносу свойства и у экстракта тикуны, или кураре, которая встречается в Парагвае и Венесуэле. Это зелье прибывает в Европу в глиняных горшках либо в калебасах. Это крепкая смолистая эссенция, коричнево-черноватым цветом напоминающая солодку, растворимая в дистиллированной воде и спирте. Подобно волчьему корню, малаборскому бобу и цикуте, кураре парализует функции двигательных нервов. Но если эти три яда вызывают спазмы, рвоту, судороги — то кураре действует безболезненно, и смерть наступает примерно через полчаса после впрыскивания яда.
В «Мастере кураре» Александр фон Гумбольдт приводит слова индейцев: «Изготавливаемый нами кураре превосходит все, что умеете создавать вы, сок этой травы убивает совершенно незаметно» (Путешествие в Центральную Америку).
— Кураре, — пробормотал Виктор.
Он был уверен, что нашел причину смерти Меренги, Патино, Кавендиша. Конечно, доказательств никаких. Только интуиция. Он снова, уже громко и вслух прочел страницу, и когда добрался до слов: «либо в глиняных горшках…», словно увидел тот самый индийский дворец. Битва за Севастополь. Растения. Сервант, заставленный горшочками, аккуратно закрытыми горшочками.
— Островский, Константин Островский… Я сказал ему: как можно любить опасные растения, а он возразил: «Все зависит… зависит от того, как их использовать, ведь по-настоящему опасен только человек…» Неужели он замешан во все это? Он ведь тоже был на башне…
У него в голове все спуталось. Ему нужно было лечь, подумать и решить, что делать дальше. Он закрыл справочник.
Всегда такой аккуратный, Виктор разбросал одежду по стульям и креслам как попало и тяжело рухнул на кровать в одних кальсонах, приложив ко лбу влажное полотенце, чтобы остановить начинавшийся приступ мигрени. Не в силах справиться с обстоятельствами, он отдался возраставшему чувству безразличия и, несомненно, заснул бы, не упади его взгляд на висевшую напротив акварель Констебля. Отчего нельзя сбежать в этот безмятежный пейзаж, подальше от этого одетого камнем и железом города, где его угораздило стать попасть в заколдованный круг! Он почувствовал жгучую тоску по этой изумрудно-зеленеющей деревне. Полотенце приятно холодило лоб. Успокоиться. Восстановить события с самого начала до встречи с Капюсом. Капюс… Он сказал нечто важное. Виктор изо всех сил старался вспомнить, но у него не получалось. Ему припомнилось рассуждение Кэндзи о человеческой памяти: «Наше сознание — как анфилада комнат, в которых мы раскладываем воспоминания. Некоторые всегда на виду, и там все разложено по этажеркам, а в других вещи свалены как попало, словно на пыльном чердаке. Если не можешь чего-нибудь вспомнить, воспользуйся внутренним зрением как лампой, обойди с нею все комнаты одну за другой, внимательно следи за лучом света, который направил внутрь самого себя. Тогда в конце концов доберешься до комнаты, где находится искомое воспоминание».
Виктор смежил веки и сосредоточился. Островский, горшочки на серванте — там кураре? Русский расписывался в «Золотой книге» — как и Патино, Кавендиш, Кэндзи и Таша. Из этих пятерых умерли двое. А что если Кэндзи и Таша знакомы, ведь Кэндзи купил те же духи, что и у Таша — «Бензой». Кроме того, он встречался с Островским и продал ему эстампы. Островский принимал у себя Таша. Таша… Какая связь между этими фактами, этими людьми, этими смертями, притом, что решительно ничего, кроме простой интуиции, не позволяет утверждать, что это были убийства? Мысли путались, и мигрень все-таки настигла его. Он простонал:
— Таша…