— Отдай! — обиженно сказал я. В самом деле, на что это похоже, стаскивать со своего старого отца одеяло — ни свет, ни заря, да ещё в такую холодину! Разве хорошие сыновья так поступают?
Эко не двинулся с места. Бетесда, скрестив руки на груди, внимательно разглядывала меня. В неверном свете мигающего светильника оба они и вправду походили на сорок.
— Ну, дайте же человеку поспать! — простонал я и, надеясь выиграть ещё хотя бы несколько минут, закрыл глаза и хотел снова лечь. Но прежде, чем голова моя коснулась подушки, Эко удержал меня, схватив за плечо.
— Нет, папа. Вставай. Это срочно.
— Что срочно? — Я попытался стряхнуть его руку, но тщетно. — Да что случилось — дом, что ли, горит? — Волей-неволей я опять сел на кровати, оглядел комнату — и сонливость мою как рукой сняло. — Диана! Где Диана?
— Я здесь, папа. — Она вошла в комнату и шагнула в круг света. Длинные чёрные волосы, распущенные на ночь, спадали на плечи и блестели, как вода в лунном свете; миндалевидные египетские глаза, унаследованные от матери, слегка припухли от сна.
— Что случилось? — зевнула Диана. — Эко? А почему ты здесь? И что вы все поднялись в такую рань? И что там творится?
— Где «там»?
— На улице, папа. — Она чуть наклонила голову, прислушиваясь. — Нет, отсюда не слышно. А вот из моей комнаты слышно всё. Они-то меня и разбудили.
— Кто тебя разбудил?
— Люди на улице. Бегают с факелами, кричат. — Диана смешно сморщила нос, как всегда, когда ей что-то непонятно. Я продолжал смотреть на неё. Наверно, вид у меня был всё ещё сонный, потому что она шагнула к Бетесде. Та обняла её и прижала к себе. В свои семнадцать Диана всё ещё достаточно ребёнок, чтобы искать материнской ласки. Эко молча стоял надо мной с видом принесшего дурные вести посланца в греческой трагедии.
Только теперь до меня окончательно дошло, что случилось что-то и вправду скверное.
Несколько минут спустя я уже был одет и торопливо шагал рядом с Эко и в окружении четверых его рабов-телохранителей по тёмным улицам.
Приближающийся топот за спиной заставил меня обернуться. Какие-то люди пробежали мимо. Они несли факелы, и в их свете наши тени отплясывали на мостовой и стенах домов безумный танец.
Потом люди с факелами скрылись впереди, и снова стало темно. Я споткнулся о расшатавшийся камень и выругался.
— Нумины яйца! Надо было нам тоже захватить факелы.
— Нет, — ответил Эко. — Лучше пусть у моих людей руки будут свободны.
— Что ж, по крайней мере, у нас достаточно охраны. — Я окинул взглядом четверых рабов моего сына, окружавших нас плотным кольцом — один впереди, один позади, и по одному с каждой стороны. У них был вид хорошо тренированных гладиаторов — молодые, дюжие, решительного вида парни, настороженные, не упускающие ничего вокруг.
Хорошие телохранители дорого стоят, а уж на прокорм их приходится тратить целое состояние. Потому всякий раз, когда Эко прикупает ещё одного, его жена Менениа ворчит, что он зря переводит деньги, и лучше бы купить другого повара или другого учителя для детей. Но Эко неумолим. «Защита дома важнее, — говорит он. — В наше время без охраны нельзя». И он совершенно прав.
Я подумал о невестке и внуках в доме на Эсквилине.
— А как же Менениа и дети? — спросил я, стараясь не отстать. Быстрая ходьба согревала, но изо рта при каждом выдохе шёл пар. Мимо снова пробежали люди с факелами, и снова заплясали, удлиняясь, наши тени.
— С ними всё в порядке. Месяц назад я поставил новую дверь. Высадить её сможет разве что целая армия. И я оставил с ними двоих рабов, самых сильных.
— Сколько же у тебя теперь телохранителей?
— Всего шестеро — двое дома и четверо с нами.
— Всего шестеро? — Сам я до сих пор держал лишь одного единственного телохранителя — старого испытанного Белбо, которого оставил дома охранять Бетесду и Диану. Плохо лишь, что он действительно уже стар; а другие наши рабы вряд ли сумеют дать отпор, если дойдёт до погромов…
Я постарался отогнать недобрые мысли.
Опять приближающийся сзади топот. У этих факелов не было, и когда они поравнялись с нами, наши рабы, как по команде, сунули руки под плащи. Правило первое: опасайся людей, идущих ночью без факелов, ибо руки их свободны для кинжалов.
Но они пробежали мимо, не обратив на нас никакого внимания. Где-то впереди распахнулось окно в верхнем этаже, и голос прокричал.
— Аидова бездна! Что там стряслось?
— Они убили его! — отозвался один из тех, кто только что обогнал нас. — Подстерегли, зарезали, подлые трусы!
— Да кого убили?
— Клодия!
Человек в окне онемел на миг, а затем громко расхохотался. Заслышав смех, люди впереди остановились, как вкопанные.
— Плохо! — тихо сказал Эко. Я кивнул, но тут же сообразил, что он обращался не ко мне, а к рабам, для которых его слово послужило сигналом. Они теснее сомкнулись вокруг нас. Мы резко ускорили шаг.
— Ну и куда же вы так спешите? — Человек в окне едва мог говорить от смеха. — На пир боитесь опоздать?