Убийство девушку не красит

Нет, сама Миронова Кузьмича шлепнуть, разумеется, не могла. Или могла? А, впрочем, почему же не могла? Она ведь врач вроде, крови бояться не должна. Разнесла бедняге полчерепушки двумя выстрелами – и привет. Тихонько зашла в квартиру с черного входа, – никто не видел и не слышал, – подошла со спины к расслабленному Кузьмичу и, пока он у телевизора пидорской порнухой наслаждался, практически в упор дважды пальнула и дала деру. Может такое быть? Может. Оч-чень может быть. Сука сумасшедшая!..

Эх, скверно, что свидетель всего один, да и тот никудышный: бабка-мороженщица на набережной с лотка торговала. Говорит, далеко было, стемнело, лица не видела, фигуру не запомнила. Роста невысокого, худой, весь в черном – брюки, куртка, вязаная шапка-«бандитка». Выскочил из подъезда, подбежал к машине и уехал. Царство тебе небесное, Кузьмич. Переделят бизнес твой, а как же я? Кто мне в клювике толику малую принесет, как давеча твои ребятишечки? Ох, сколько сил было положено, сколько сил…

А алиби у Мироновой на вечер убийства нет. Была дома, смотрела телевизор, никто не приходил, звонили на мобильный. О, прогресс долбанный, повальная компьютеризация и как там ее еще… Раньше хоть телефонный звонок мог за алиби прокатить: раз трубку снял, значит, дома человек, сидит тихо. А нынче? Трубку-то он снял, а где его в это время черти носят? То-то же. И никто ничего не может подтвердить. Короче, нет алиби. Интересно только, за что она его так. Любовницей она ему быть не могла по определению. Бизнес? Может, была его курьером? Она по всему миру ездит, в паспорте уже визы ставить некуда. Наверняка везде по таможенному «зеленому коридору» идет. Кто ее заподозрит? А у нее тем временем пара килограммов «герыча» в авоське. Видать, Кузьмич пожидобился, недоплатил. Тогда ей еще и сто восемьдесят восьмая корячится, контрабанда. А, может, все гораздо проще, наемная она? Киллер, по-русски?

От мыслей Заморевича отвлек как раз таки телефонный звонок.

– Борис Николаевич, – раздался в трубке бодрый голос одного из оперативников, – я в аэропорту. Тут такое дело… Значит так, среди пассажиров, прилетевших рейсом из Франкфурта вместе с Мироновой, зарегистрирован гражданин Поярков Михаил Кузьмич. Я на всякий случай пробил, когда Поярков вылетел во Франкфурт. Так вот какое дело, в ближайшие дни, я три дня взял, Поярков во Франкфурт не вылетал. Я три дня взял с запасом, его же в это время точняк в городе видели. Да, вот еще, я на всякий случай российских пассажиров с того рейса переписал, вдруг свидетели понадобятся. Ну все, я отключаюсь, а то батарея сейчас сядет…

В трубке раздались короткие гудки.

Час от часу не легче! Мавр сделал свое дело, мавр может уходить… А расхлебывать теперь ему, Заморевичу. Пацан, свидетелей он переписал! Умник херов!.. Понимает, что придется теперь опознавать летевшего Пояркова. Лучше бы нашли свидетелей убийства. Зернов теперь вцепится, как клещ. А он ведь тоже и связи задействует, и пассажиров пробьет, пусть и неофициально. А после в свидетели их пригласит. Это что же получается? Получается, что Миронова не врала? Ой, гнилое дело… Паршивое.

14

Дело оказалось еще паршивее, когда вечером в кабинет Заморевича зашел Иван Васильевич Бабанов, специалист из отдела почерковедческой экспертизы. Был Бабанов в старомодном плаще, шляпе, с потертым портфелем в руках – зашел по дороге домой.

Иван Васильевич Бабанов отдал работе в органах бессчетно лет, давно был на пенсии и ходил на службу только оттого, что был в этой жизни печально одинок. Жена его умерла десять лет назад, сын с женой и внуком эмигрировали в Штаты, а больше у старика никого не было. Никого, кроме коллег по работе, и ничего, кроме самой этой работы. Работы, да еще воспоминаний.

Вспомнить же Ивану Васильевичу было что. Он пережил несколько режимов, начинал когда-то в Москве, в госбезопасности, но после тяжелого ранения вернулся в родной Ленинград и осел в лаборатории. Бабанов был ходячей энциклопедией во всем, что касалось преступного мира, помнил многое и многих, советы давал грамотные и толковые. Но только если попросят. Сам, без спроса, лез очень редко – знал об известной старческой навязчивости и очень боялся за собой такой репутации.

Сохранив к семидесяти трем годам удивительно ясный ум, на старости лет Бабанов освоил персональный компьютер – самостоятельно освоил, по книжкам «для чайников». Читал и усмехался сам себе: это ж надо, на старости лет заделался чайником!.. Освоил, но в игры и брожение по паутине не ударился, а использовал машину для работы. Очень радовался, когда с ее помощью удавалось нарыть какой-нибудь интересный результат.

Но «коньком» Ивана Васильевича была личная картотека – несколько коробок с картонными папками, где перевязанные разлохмаченными веревочками в строгом порядке и без него хранились бумажки и бумажечки, образцы почерков, заметки, собственные записки и все то, что невозможно было ввести в машину, в папку «хрень с рабочего стола».