Убийства в Чумном дворе

– Абсолютно ничего. О его родителях вам следовало бы спросить мистера Дарворта, – добавила она с какой-то странной интонацией.

– Я слушаю.

– Это все, что я могу вам сказать. Полагаю, он был подкидышем, которого в детстве морили голодом и жестоко с ним обращались.

– У вас были какие-либо основания подозревать, что он в опасности?

– Нет! Он… Естественно, он был расстроен, когда вернулся вчера вечером. Но сегодня утром он уже об этом не вспоминал. Как я поняла, ему не сказали, что мистер Дарворт мертв, и ему не терпелось пойти сегодня днем в кино. Видимо, он так и сделал. Я сам вышла сегодня из дома в одиннадцать часов утра…

Миссис Суини запнулась. Она ухватилась за Библию обеими руками и заговорила начистоту и отчасти бессвязно:

– Послушайте меня. Пожалуйста, послушайте. Вы хотите знать, что мне известно об этом сегодняшнем происшествии. И я говорю вам, что могу отчитаться за каждую минуту, проведенную мной сегодня, после того как я вышла отсюда утром. Я зашла к Джону Уоткинсу, разнорабочему, – в саду за домом есть засыпанный цементный колодец, который треснул, так что теперь заливает участок, и я попросила починить его. После этого я прямиком отправилась в дом своих друзей в Клэпхэме и пробыла там весь день…

Она переводила взгляд с Мастерса на меня, а затем на Бэнкса. Чувствовалось, что женщиной двигал не столько страх стать подозреваемой, сколько что-то другое. И еще в ней было что-то не совсем естественное. Деланые жесты, сбивчивая речь – что все это значило?

– В котором часу вы вернулись?

– Я села в автобус из Клэпхэма – видимо, это было вскоре после шести часов. И вам известно, что я обнаружила. Ваш… ваш сотрудник скажет вам, когда я вернулась. – Она попятилась и села в кресло из конского волоса. Достав маленький носовой платок, промокнула лицо, как будто попудрилась. – Инспектор – вы ведь инспектор, не так ли? – поспешно уточнила она. – Да. Есть еще кое-что. Во имя всего святого, вы же не заставите меня ночевать здесь, правда? Я прошу вас, я молю!.. – Даже ей самой это показалось несколько цветистым, и она продолжила взволнованным, но более ровным тоном: – Вы можете провести расследование в отношении этих моих друзей. Это добропорядочные, респектабельные люди. Позвольте мне остаться у них на ночь?

– Так-так… зачем вам это?

– Мне страшно. – Миссис Суини посмотрела ему прямо в глаза.

Мастерс закрыл свой блокнот.

– Попробуй найти сэра Генри, с которым мы приехали, – сказал он Бэнксу. – Я хочу, чтобы он поговорил с этой свидетельницей. Подожди! Вы обыскали дом, верхний этаж и все вокруг?

Этот вопрос был рассчитан на миссис Суини – я видел, как она слегка вздрогнула, попытавшись замаскировать свою реакцию возней с носовым платком.

– Наверху много чего перерыли, сэр. Я не знаю. Пусть леди сообщит, если что-то пропало.

Я вышел с Бэнксом в холл. Какой-то инстинкт нашептывал нам, что этот дом и миссис Суини могут иметь большее значение в этом деле, чем предполагалось. С миссис Суини было явно что-то не так, и дело было не только в фальши. Она играла. И то ли от страха, то ли от чувства вины, то ли просто от нервозности переигрывала. Мне хотелось посмотреть, как Г. М. будет с ней разбираться.

Его не было за воротами, и толпа поредела. Но дежурный полицейский, который был явно навеселе, сообщил нам, что Г. М. в «Короле Уильяме» угощает выпивкой половину местного населения. Бэнкс вернулся, чтобы сообщить об этом Мастерсу, и тот, как я услышал, от досады чертыхнулся, а я отправился на поиски Г. М.

«Король Уильям IV», уютный трактир, выпускавший клубы табачного дыма через освещенные двери, был переполнен. Стулья вдоль стен были заняты обычными краснолицыми джентльменами с медными запонками на воротничках – сидя в ряд, они все время посмеивались и напоминали фигурки-мишени в тире. Г. М., с кружкой пива в руке, бросал дротики в покоцанную доску под одобрительные возгласы окружающих. В перерывах он говорил: «Джентльмены, мы, свободные британские подданные, не должны и не будем мириться с унижениями, чинимыми нынешним правительством, которое издевается над рабочими…» Я просунул голову в дверной проем бара и присвистнул. Он остановился, одним акульим глотком прикончил пинту горького пива, пожал всем руки и неуклюже вышел, сопровождаемый одобрительными возгласами.

На затянутой туманом улице выражение его лица изменилось. Мерривейл поднял воротник своего пальто, и, если бы я не знал его так хорошо, я мог бы поклясться, что этот человек нервничал.

– Старые трюки по-прежнему успешны. Вы что-нибудь узнали? – спросил я.

Он что-то прорычал, спотыкаясь, сделал несколько шагов, яростно высморкался в носовой платок и сказал: