…И, увидев это, мой отец поспешил бы дальше, но Льюис окликнул его, он смеялся и говорил: «Ну как, брат, боишься ли ты меня?» А кот все еще извивался, так что Льюис наступил ему на шею и пошел по грязи переулка, тощий и грязный, а поля его шляпы колыхались на фоне мутного неба. Когда мой отец спросил его, не боится ли он сам, тот ответил, что у него есть зелье, полученное от могущественного некроманта в Саутворде, которое защищает его.
Хотя у многих действительно были зелья, и чумные воды, и амулеты (так что знахари разбогатели), все же это их не спасало, и их складывали в повозку для умерших, с этими амулетами на шее. Но похоже, оберег Льюиса был от дьявола, поскольку все эти безумные дни он был в безопасности и терял голову от того, что осмеливался делать с мертвыми и умирающими. Всего этого я повторять не буду, разве что скажу Вашей светлости, что он превратился в существо, которого избегают, как самой чумы, и ни в одну пивную его не пускали.
Однако мой отец забыл о нем, потому что 21 августа мастер Оуэн – отец Вашей светлости – заболел.
Сэр Ричард приказал перенести мастера Оуэна в каменный дом, чтобы другие не заразились. Здесь было велено застелить кровать лучшими гобеленами сэра Ричарда, и мастер Оуэн лежал, стеная, среди лакированных шкафчиков, золота и серебра, а сэр Ричард словно обезумел. Было решено (хотя это и противоречило приказу), что Городскому совету не следует докладывать о присутствии сэра Ричарда и моего отца при заболевшем, а с хирурга взяли клятву хранить тайну.
В общем, весь этот месяц они наблюдали за Оуэном. (Видимо, через несколько дней после этого жена сэра Ричарда родила мертвого сына.) Доктор Ходжес ежедневно навещал мастера Оуэна, когда тот лежал с обритой головой, пускал ему кровь и ставил клизмы; и каждый час cажал его в постели, чтобы тот не задохнулся. И это было в самое ужасное время нашествия чумы, на первой неделе сентября, когда доктор Ходжес сказал нам, что кризис миновал и больной поправится.
В ту ночь и сэр Ричард, и его супруга, сама находившаяся на грани жизни и смерти, и их дочь плакали от радости. Мы преклонили колени и возблагодарили Бога.
В ночь на 6 сентября мой отец проснулся в полночь и вышел, чтобы заступить на ночное дежурство возле мастера Оуэна. В руке у него был горящий факел, и когда он двинулся через двор, то увидел мужчину, стоявшего на коленях перед домом и колотившего кулаками в дверь.
И сэр Ричард, который был внутри, подумал, что это мой отец, и подошел открыть дверь. Но мужчина, пошатываясь, поднялся и обернулся, и мой отец увидел, что это был Льюис Плейдж. Отец заметил, что Льюис Плейдж как-то странно двигает шеей. Он посветил повыше и понял, что это из-за того, что на горле у Льюиса расцвела большая язва; а другие язвы набухали на лице, пока отец смотрел на него. После чего Льюис начал кричать и рыдать.
Именно тогда сэр Ричард открыл дверь и спросил, в чем дело. Льюис Плейдж ничего не сказал, а только метнулся к двери, чтобы войти; но мой отец ткнул ему в лицо пылающим факелом, как, я видел, поступали с дикими животными. После чего Льюис упал и покатился, крича: «Ради Христа, брат, неужели ты выставишь меня умирать?» Сэр Ричард стоял пораженный ужасом, не в силах закрыть дверь. А мой отец крикнул брату: «Беги в чумной дом, иначе я подожгу твою одежду и выжгу из тебя чуму». Но Льюис Плейдж ответил, что его не примут, что его проклинают и поносят, и все от него отворачиваются, и ему остается только умереть в сточной канаве. Когда мой отец не пустил его, Льюис внезапно осмелел и, выхватив кинжал, бросился к двери, которую сэр Ричард в мгновение ока закрыл.
Затем брат моего отца помчался по двору, так что отец был вынужден обратиться за помощью; и полдюжины человек погнались за Льюисом Плейджем, тыча в него факелами, чтобы прогнать за ворота, он же с криком бежал перед ними. Вскоре, однако, его крики смолкли, и он упал замертво под деревом, где на него и наткнулись.
Там его и похоронили, на целых семь футов под землей, потому что отдать его в похоронную повозку означало бы, что в доме чума, и тогда дом взяли бы под стражу; выбросить покойника на улицу не решились, поскольку кто-нибудь мог увидеть и донести. И все же мой отец слышал, как перед смертью его сводный брат прокричал во дворе, что вернется, найдет способ проникнуть внутрь и разделается со всеми домочадцами, как он разделывался с кошками; а если у него не хватит сил, он воспользуется телом кого-нибудь из тех, кто живет в доме, или того, кому принадлежит этот дом…
И в ту же ночь мастер Оуэн услышал, как Льюис (или его неприкаянный дух), подобно огромной летучей мыши, стучался в дверь и пытался взломать ее своим шилом.
Поэтому, мой господин, раз уж Вам было угодно просить меня рассказать об этих ужасах и страданиях…
