Убийства в Белом Монастыре

Он чуть отодвинулся, чтобы серый свет мог падать ей на лицо. Странно, но, когда прошло первое потрясение, он не подумал о призраках или галлюцинациях, что заставляли его повсюду видеть лицо Марсии. Разве что с некоторым облегчением Беннет решил, что весь этот фарс с убийством, возможно, лишь чудовищный розыгрыш, ночной кошмар, и ему захотелось рассмеяться.

Потом он понял, что это не Марсия, и это было еще худшим потрясением. В следующую минуту он сам удивился, что заметил какое-то сходство в бледном лице, на которое падала тень оконного переплета. Девушка оказалась ниже и стройнее, ее темные волосы были небрежно заправлены за уши, и она была в простом сером свитере и черной юбке. Но на миг линия скул, мимика, тяжелые веки над темными глазами напомнили ему о другой.

Он тут же забыл об этом, когда осознал, что она пострадала. Беннет услышал ее голос – и это тоже не был голос Марсии Тэйт.

– Джон… – Она тяжело сглотнула и подняла на него беспокойный взгляд. – Джон? Вы не… Да что я говорю? Луиза. Все хорошо, правда. Это был просто шок, я ее успокоила. Она меня не узнала. Она была в истерике после вчерашнего. Пыталась… – Ей было больно говорить. Руки снова коснулись горла, она поборола тошноту и попыталась улыбнуться. – Хорошо, если бы приехал доктор Уинн, и…

Пауза.

– Кто вы?

– Успокойтесь. – Беннет отчего-то почувствовал себя виноватым. – Все хорошо. Клянусь, все хорошо! Я друг вашего дяди. Меня зовут Беннет. Ох, вы ранены. Позвольте…

– Нет, со мной все в порядке. Это Луиза. А, Беннет, да, я знаю, кто вы. – Она быстро метнулась к двери. – Послушайте. Вам туда нельзя! Точно нельзя. Она в ночной сорочке.

– И что с того? – Беннет был ошарашен. – Если кто-то впал в безумие и пытается задушить… Ведь именно это она и делала?

Невообразимо. Он вспомнил веснушчатую, скромную девушку с механической улыбкой, следующую, словно тень, за лордом Канифестом, тихую, деловитую, ту самую, что занималась перепиской отца и которой не дали выпить второй коктейль.

– В безумие? – повторила Катарина Бохун, пересиливая боль, и слабо хохотнула. – Луиза? С этим ничего не поделаешь – она истеричка. После того, что случилось вчера… Прошу, не делайте глупостей! Я сама не слишком хорошо себя чувствую.

– Знаю, – мрачно отозвался Беннет и подался вперед, когда она, пошатнувшись, прислонилась к стене.

– Бога ради, что вы делаете? Отпустите меня! Слышите, отпустите!

Он отнес ошарашенную и несколько напуганную барышню к себе в комнату, открыв дверь ногой. Там, желая рассмотреть ее получше, опустил на удобные подушки на широком подоконнике глубокого оконного проема. Порылся в чемодане в поисках бутылки бренди, которую счел разумным привезти в Англию, где, увы, все закрывается так рано. Когда он вернулся, она слегка приподнялась, облокотившись о подоконник; в ее глазах читалась усталость.

– Нет, – быстро сказала она, – я в порядке. Не надо бренди, спасибо.

– Выпейте! Почему нет?

Именно усталость, как показалось ему, заставила ее сказать правду. Она говорила словно помимо собственной воли:

– Потому что дядя Морис скажет, что я пила. Добрый старый дядя Морис! Вот… – Она с трудом болезненно сглотнула, а он тем временем намочил полотенце, отжал его и попытался приложить к багровым синякам у нее на шее.

– Так хорошо. Вам лучше?

– Разумеется.

– Может, сделать еще один компресс? Нет? Тогда подождите, я пристрою эту штуку у вас на шее, а потом вы мне расскажете, что заставляет ваших друзей типа… типа ее светлости Луизы Кэрью, – (звучание этого имени показалось ему самому странным, особенно если вспомнить смиренную девицу, которая ему всегда представлялась сидящей ниже других), – ваших друзей типа ее светлости Луизы Кэрью впадать в истерику и пытаться вас убить. Сидите тихо!

– Ну вот что вы делаете? Дайте мне это полотенце.

Она пошевелилась и слабо улыбнулась. Он рассмотрел ее более внимательно. Сходство? Если бы не игра света, он мог бы вообще его не усмотреть.

Ее отличала собственная неброская красота. Лицо бледное, без макияжа, тонкие брови с приподнятыми внешними кончиками, над словно светящимися изнутри темно-карими глазами. Она, в отличие от Марсии, смотрела прямо и пугающе пристально, но у нее были такие же тяжелые веки, маленький пухлый рот и изящная шея.

Что же тогда? Очередная жертва снов в этом странном доме? Фон для тщеславных выходок братьев Бохун, как Луиза – для лорда Канифеста? Все было предельно ясно по тону, которым Джон Бохун рассеянно говорил о «крошке Кейт». Он вспомнил, что по этому поводу сказал Уиллард.

– Прошу меня простить, – произнесла она с беспокойством, – я была расстроена и говорила глупости, впрочем, как всегда. Но я очень люблю Луизу. У нее никогда не было шанса… Ее отец… ну, вы же его видели?

– Я слышал, как он говорит.