Убийства на улице Морг. Сапфировый крест

– Видите ли, мы более-менее хорошо знаем всех присутствующих. Этому социалисту так же не под силу украсть алмазы, как одну из египетских пирамид. Нужно разобраться с теми, о ком нам ничего не известно. Человек, который изображает полицейского… Флориан. Интересно, а где он сейчас, в данную секунду?

Панталоне встрепенулся и, широко шагая вышел из комнаты. Последовала интерлюдия, во время которой миллионер смотрел на священника, а священник – на требник. Потом вернулся Панталоне и четким сухим голосом доложил:

– Полицейский все еще лежит на сцене. Занавес поднимался и опускался шесть раз, но он не встает.

Отец Браун выронил книгу и бессмысленным взглядом уставился на полковника Адамса: похоже, эта весть его совершенно сразила. Медленно, очень медленно его серые глаза вновь наполнились светом. Наконец он произнес совершенно неожиданное:

– Прошу прощения, полковник, но когда умерла ваша жена?

– Жена? – удивился старый солдат. – В этом году. Два месяца назад. Ее брат Джеймс опоздал на неделю и не застал ее живой.

Невысокий священник подскочил на месте, как подстреленный заяц.

– Скорее! – в необычайном волнении воскликнул он. – Скорее! Нужно осмотреть этого полицейского!

Они выбежали на сцену, которая теперь была закрыта занавесом, едва не сбив с ног Коломбину и клоуна (которые о чем-то доверительно шептались), и отец Браун склонился над распростертым комиком в костюме полицейского.

– Хлороформ, – сказал он, распрямляясь. – И как я сразу не догадался?

На минуту все стихло. Потом полковник медленно произнес:

– Прошу вас, объясните же, что все это значит.

Но отец Браун неожиданно залился веселым смехом. Потом замолчал, но и после этого, когда говорил, то и дело замолкал, явно борясь с новыми приступами смеха.

– Джентльмены, – выдохнул он, – у нас нет времени на разговоры. Я должен догнать преступника. Но этот великий французский актер, который изображал полицейского… этот якобы труп, с которым Арлекин танцевал и проделывал акробатические номера… это… – Тут голос снова изменил ему, и он повернулся, собираясь выбежать.

– Это что? – крикнул ему в спину Фишер.

– Настоящий полицейский, – бросил отец Браун и кинулся в темноту.

В дальнем конце лиственного сада густые заросли лавра и других вечнозеленых растений расступались и даже сейчас среди зимы на фоне сапфирового неба и серебряной луны отсвечивали теплыми южными красками. Зеленая веселость покачивающихся лавров, сочность ночного индиго, луна, похожая на гигантский магический шар, – все это создает почти беспечную романтическую картину, и где-то между крон садовых деревьев карабкается вверх странная фигура, которая кажется не столько романтичной, сколько неправдоподобной. Этот человек весь сверкает с ног до головы, словно на нем костюм из десяти миллионов лун. С каждым его движением настоящая луна зажигает на нем новый дюйм. Но, раскачиваясь и сияя, он дерзко перебирается с низкого дерева этого сада на высокое ветвистое дерево сада соседнего и замирает лишь потому, что чья-то тень скользнула под меньшее дерево и чей-то голос уверенно обратился к нему.

– Что ж, Фламбо, – произнес голос, – вы и впрямь похожи на летучую звезду. Но летучая звезда всегда оказывается падающей.

Серебряная, искрящаяся фигура наверху, кажется, слегка подается вперед, но, уверенная в том, что путь открыт и ничто не может помешать побегу, прислушивается к небольшой фигуре внизу.

– На этот раз вы превзошли себя, Фламбо. Вы приехали из Канады (я полагаю, с парижским билетом) ровно через неделю после того, как миссис Адамс умерла, когда ни у кого не было настроения задавать вопросы. Весьма умно. Нужно обладать еще большим умом, чтобы выследить «Летучие звезды» и разведать точную дату приезда Фишера. Но то, что последовало за этим, говорит уже не об уме, а о гениальности. Думаю, украсть камни для вас было парой пустяков. Все, что для этого требовалось, – сунуть руку в карман фрака Фишера, и сделать это можно было не только притворяясь, что собираетесь прицепить к нему ослиный хвост, но и сотней других способов. Но в остальном вы затмили себя.

Серебряная фигура среди листьев дерева медлит, словно завороженная, хоть для того, чтобы спастись, осталось сделать всего пару движений. Тот, кто наверху, смотрит на человека внизу.