Убийства на улице Морг. Сапфировый крест

Скоро он выяснил, что духовная связь этажей под и над ним была достаточно тесной и крепчала не по дням, а по часам. Человек, называвший себя Калоном, был фигурой внушительной, достойной, в физическом смысле, быть жрецом Аполлона. Он лишь слегка уступал ростом самому Фламбо, но выглядел намного ярче. Золотистая борода, пронзительные голубые глаза, густые длинные волосы, откинутые назад, как львиная грива. Внешне он был живым воплощением белокурой бестии Ницше, но его животную красоту возвышали, просветляли и смягчали написанные на лице интеллект и духовность. Если он походил на одного из великих саксонских королей, то на кого-то из тех, кто одновременно был святым. Впечатлению, которое он производил, нисколько не мешал тот факт, что его контора располагалась на одном из средних этажей новенького делового здания на Виктория-стрит; что в приемной между его кабинетом и коридором сидел секретарь (самого обычного вида молодой человек в манжетах и с воротничком); что имя его красовалось на медной табличке, а золотой символ его веры – на стене, наподобие вывески какого-нибудь окулиста. Впрочем, эти вульгарные признаки деловитости никоим образом не приуменьшали великой внутренней силы и вдохновения, которые излучали душа и тело человека по имени Калон. Когда заканчивались речи, слушатели этого шарлатана чувствовали, что находятся рядом с великим человеком. Даже в свободном льняном костюме, который он носил у себя в конторе в качестве рабочей одежды, Калон казался завораживающей и внушительной фигурой, а уж в белой ризе, с золотым венцом на челе, в которых он каждый день приветствовал солнце, жрец был настолько прекрасен, что смех, который вызывало его появление у прохожих, иногда неожиданно обрывался. Три раза в день новый солнцепоклонник выходил на маленький балкончик, чтобы на виду у всего Вестминстера воздать хвалу своему ослепительному владыке: на заре, на закате и когда часы били полдень. И вот, когда еще не утих возвещающий полдень звон с башен парламента и приходской церкви, друг Фламбо отец Браун поднял глаза и впервые узрел ослепительно-белоснежную фигуру жреца Аполлона.

Фламбо за последнее время уже успел насмотреться на эти ежедневные церемонии поклонения Фебу, поэтому нырнул в открытую дверь огромного здания, даже не заметив, что его правоверный друг остался на улице. Но отец Браун, то ли из профессионального интереса к форме отправления службы, то ли из большого личного интереса к шутовству, остановился и, задрав голову, стал смотреть на балкон солнцепоклонника, точно так же, как стал бы смотреть на балаганных Панча и Джуди. Пророк в блестящем одеянии уже стоял прямо, воздев руки, и странный пронзительный голос, которым он возносил хвалу солнечному богу, раскатывался далеко по широкой оживленной улице. Церемония как раз достигла своего пика, и глаза Калона были устремлены на пылающий диск. Вряд ли в ту минуту он мог видеть что-либо или кого-либо на земле, поэтому почти наверняка можно утверждать, что он не заметил маленького круглолицего священника, который стоял внизу среди толпы зевак и наблюдал за ним, щурясь и часто моргая. В этом, возможно, и заключалась самая большая разница между этими двумя столь непохожими друг на друга людьми. Отец Браун, на что бы ни смотрел, мигал всегда, но жрец Аполлона мог в полдень смотреть на пылающий круг в небе не моргая.

– О Солнце! – голосил пророк. – О звезда великая среди звезд недостойных! О светоточащий ручей, бьющий молчаливо в месте тайном, зовущимся Небом! Белый отец всего белого: белого пламени, белых цветов, белых вершин горных. Отец, что непорочнее самого непорочного ребенка; первозданная чистота, в чьем покое…

И в эту секунду раздался громкий треск, потом что-то грохнуло, как упавшая ракета, и кто-то истошно завопил. Потом закричали все. Пять человек с улицы бросились к двери здания, трое выскочили им навстречу, и на несколько секунд обе группы своими криками оглушили друг друга. Ощущение какого-то неимоверного внезапного ужаса вмиг охватило половину улицы, ощущение еще более жуткое оттого, что никто не знал, что произошло. После того как началась суматоха, лишь две фигуры остались неподвижны: прекрасный жрец Аполлона вверху на балконе и жалкий служитель Христа внизу под ним.

Наконец в двери возник Фламбо, который своим огромным ростом и титанической целенаправленной энергией заметно выделялся из толпы. Голосом мощным, как морская сирена, он крикнул, чтобы кто-нибудь сходил за врачом. Когда он развернулся и устремился обратно в темный забитый людьми проход, его друг отец Браун попытался пробиться следом за ним. Даже протискиваясь и лавируя между возбужденными людьми, он все еще слышал монотонное завораживающее пение солнечного жреца, продолжавшего взывать к счастливому богу, покровителю ручьев и цветов.

Отец Браун в конце концов нашел Фламбо, он и еще шестеро людей стояли у того закрытого места, куда обычно опускался лифт. Но на этот раз лифт не опустился туда. Туда опустилось нечто другое, нечто такое, что должно было спуститься внутри лифта.