Убийства на улице Морг. Сапфировый крест

– Понимаете, полковник, – сказал он, – я сидел взаперти вон в той маленькой комнатке, мне нужно было кое-что написать, – когда вдруг за дверью услышал шаги, даже не шаги, а звуки какой-то пляски, странной, как танец смерти. Сначала слышались короткие смешные шажки, как будто кто-то на спор бегает на цыпочках, а потом шли медленные, спокойные шаги, словно прохаживается какой-нибудь важный, солидный джентльмен с сигарой, только и те и другие были шагами одних и тех же ног. Я мог в этом поклясться. Эти звуки чередовались: сначала пробежка, потом шаги, потом опять пробежка. Поначалу меня разобрало любопытство, а потом я серьезно задумался, зачем это кому-то понадобилось исполнять сразу две роли. Одна из этих походок была мне знакома. Так ходите, например вы, полковник. Это была походка плотного джентльмена, который в ожидании чего-то прохаживается, но не от нетерпения, а потому что вообще подвижен. Я не сомневался, что и вторую походку я знал, только все никак не мог вспомнить, где я мог ее слышать. Что за странное существо мог я встречать во время своих странствий, которое бегало таким необычным образом, на цыпочках. А потом где-то вдалеке я услышал, как звякнули тарелки, и ответ, очевидный, как собор Святого Петра, тут же пришел мне в голову. Это была походка официанта! Человека, который ходит склонившись вперед, опустив глаза и чуть приподнявшись на носки, с развивающимися полами фрака и салфетками. После этого я размышлял еще полторы минуты, и, думаю, понял, какое готовится преступление, так же ясно, как если бы сам собирался его совершить.

Полковник Паунд очень внимательно посмотрел на соседа, но глаза говорящего были так неподвижно устремлены на потолок, что взгляд его казался пустым.

– Преступление, – медленно произнес он, – имеет много общего с произведением искусства. Не удивляйтесь, преступления – это далеко не единственное, что рождается в адских мастерских. Но каждое произведение искусства, все равно какой природы, хоть божественной, хоть дьявольской, имеет одну важную особенность… Дело в том, что идея его всегда проста, вне зависимости от того, насколько сложным может быть ее воплощение. Ну вот, к примеру, «Гамлет». Гротескная фигура могильщика, цветы безумной девицы, шляпа Озрика, бледность призрака и улыбка черепа – все это лишь окружение одной-единственной простой и трагической фигуры в черном облачении. И этот случай тоже, – с улыбкой сказал он, медленно спускаясь со стойки на пол, – этот случай – тоже своего рода незамысловатая трагедия человека в черном облачении. Да, – продолжил он, увидев, что у полковника удивленно дрогнули брови. – Вся эта история сводится всего лишь к черному костюму. Она тоже, как и «Гамлет», пышно расцвечена и приукрашена второстепенными излишествами. Ваш клуб, например, или, скажем, мертвый официант, появившийся там, где его не могло быть. Или невидимая рука, которая обчистила ваш стол и растаяла в воздухе. Но каждое умное преступление основывается на каком-то очень простом факте, в котором совершенно нет ничего загадочного или таинственного. Загадка появляется тогда, когда нужно скрыть этот факт, увести мысли в другом направлении. В основе нашего изощренного и коварного преступления, которое сулило преступнику неплохие барыши, лежит тот простой факт, что фрак джентльмена выглядит так же, как фрак официанта. Все остальное – игра актера, к тому же весьма и весьма недурная.

– И все-таки, – полковник тоже поднялся и, насупив брови, стал смотреть себе под ноги, – мне не совсем понятно.