Все изменилось, когда в его жизни появилась Морриса. Норман обожал девочку и, несмотря на глухое недовольство Виктории, при каждом удобном случае находил предлог, чтобы пробраться в детскую. Там он мог сидеть часами, наблюдая за тем, как няня укачивает малютку, кормит ее и купает. Анжелике – молодой няне с веселым нравом – такая увлеченность Нормана была только на руку. Она могла без опаски выйти покурить или выпить кофе, пребывая в полной уверенности – преданный, как собака, мальчишка не сдвинется с места.
Рождение Моррисы стало для Нормана настоящим чудом. С восторгом первооткрывателя он следил за тем, как девочка растет, начинает ходить и говорить. Все это было для него новым, чем-то неизведанным, и, увлеченный сестрой, он не замечал, как над ним сгущаются тучи. И без того затянутое тоскливыми облаками отчужденности, небо его детства наливалось свинцом, угрожая скорой бурей.
Все случилось под Рождество.
Он вернулся из школы, как и все дети, радуясь предстоящим каникулам. Закинул сумку на кровать и поспешил в детскую, проведать сестру. Анжелика листала книгу, а Морриса мирно посапывала в своей кроватке.
Склонившись к сестре, Норман нахмурился. Нечто внутри него отчаянно сигналило – Морриса в опасности. Не понимая, откуда взялось такое ощущение, он попробовал рассказать няне о своей тревоге, но та лишь потрогала лоб малышки и заявила, что все в порядке. Обеспокоенный Норман рискнул привлечь внимание мамы, а в ответ получил гневную отповедь и очередной приказ не прикасаться к ребенку. Виктория терпеть не могла, когда он брал сестренку на руки. Любая попытка убедить ее, что он не болен и не заразен, обыкновенно кончалась скандалом.
И все-таки он чувствовал – с Моррисой творится что-то неладное, но никто в доме не желал слушать.
Тем же вечером, дождавшись, пока няня спустится к ужину, Норман пошел к сестре. Он знал, никто не хватится его за столом. Да что за столом? Наверное, даже если бы он сбежал из дома, родители и не заметили бы его отсутствия. Теперь, когда у них родилась дочь, приемный ребенок и вовсе перестал занимать мысли Виктории и Джонатана Нэйлс. Стиснув зубы, они терпели его, лишь бы сохранить в глазах окружающих видимость счастливой и благополучной семьи.
Тусклый свет ночника едва-едва разгонял сумрак, когда Норман склонился к сестре. Помня, как это делала Анжелика, прикоснулся ко лбу Моррисы. Кожа была горячей и влажной.
- Морриса.
Тяжело дыша, девочка жалобно застонала во сне.
Перепуганный Норман замер в нерешительности, не представляя, что должен сделать. Бежать вниз и рассказать маме? Поверит ли она, а может, просто снова отругает? И сколько времени уйдет, чтобы убедить ее или няню подняться в детскую?
Он вновь прикоснулся к сестре, чувствуя, как та дрожит всем телом. Жарко. В детской слишком жарко и душно. Даже ему, здоровому мальчику, трудно дышать, и решение было принято им немедленно. Для начала он слегка приоткроет окно, а после побежит в столовую, и будь, что будет.
Мучительный страх за жизнь сестренки вкупе с духотой путали мысли. Если бы в детской было хоть чуть-чуть прохладнее! Он потянул створку, не замечая, как постепенно сгущается в комнате холодный воздух. Температура понижалась, а Норман вспотел, в панике не отдавая отчета своим действиям. В конце концов, он и сам был только ребенок, который до ужаса боялся потерять девочку, что еще утром доверчиво тянула к нему ручки и улыбалась.
- Что ты делаешь?!
Виктория ворвалась в детскую и охнула.
- Мама, Морриса больна, - пролепетал Норман, стоя у едва приоткрытого окна.
Пощечина – это очень больно и унизительно. Особенно когда пусть не родная, но все-таки мама с размаху ударила его, хватая дочку на руки.
- Злобный мальчишка! Решил заморозить мою малышку?
- Мама…
- Моя бедная девочка, - не слушая его, причитала Виктория, кутая ребенка в одеяло. – Джонатан! Джонатан, звони в скорую!
О нем мгновенно позабыли, а он стоял и смотрел, как мама уносит Моррису, чувствуя на губах сладкий, металлический привкус собственной крови. Где-то внизу послышался шум, хлопнула дверь, и все стихло.
Потом в детскую пришла Анжелика. Она бережно промыла ранку и очень удивилась тому, как быстро свернулась кровь. А еще она не переставая извинялась, что не прислушалась к мальчику, который с таким трепетом относился к сестре, и злилась на несдержанность его матери.
- Виктория превзошла саму себя. Не переживай, Норман, все будет хорошо. Идем, я сварю тебе шоколад, - няня ласково потрепала его волосы. – А если она еще раз тебя ударит, я сообщу, куда следует.
- Нет! Не надо, Анжелика, - он умоляюще протянул к няне длинные, тонкие руки. – Просто мама волнуется за Моррису. Это я виноват. Я открыл окно. Не говори никому. Мне не больно. Правда, совсем не больно.
Няня вздохнула и ничего не ответила…
На следующий день Виктория возвратилась из больницы и попросила Анжелику ненадолго подменить ее в палате дочери.
- А ты немедленно собирайся, мы едем к Уоррену, - бросила она Норману.