Должно быть, я походила на сумасшедшую — женщина в дорогом сером брючном костюме, роющаяся в мусорном контейнере. Что, черт возьми, я делала, пытаясь разузнать о Таре, которая была для меня никем, разве только сомнительным средством выйти на ее родителей, которых я уже и без того нашла и тоже для меня были не более чем ниточкой к женщине по имени Адель. Которая не должна была ничего для меня значить. Она была всего лишь утерянным фрагментом прошлого другого человека.
Куриные кости, пустые банки из-под рыбных и кошачьих консервов, несколько салатных листьев, одна-две старых газеты. Когда я вернусь на работу, от меня будет вонять. Разбитая миска, лампочка. Лучше делать это методично. Я принялась вытаскивать вещи из контейнера и раскладывать на крышке. Мимо прошла парочка, и я сделала непроницаемое лицо, стараясь выглядеть так, словно мое поведение вполне нормально. Помада и карандаши для век: они, возможно, принадлежали Таре. Губка, порванная купальная шапочка, несколько журналов на глянцевой бумаге. Я отложила их на тротуар рядом с переполненной контейнерной крышкой, а потом заглянула в почти пустой контейнер. Оттуда на меня смотрело лицо. Знакомое лицо.
Очень медленно, как в кошмарном сне, я протянула руку и подняла обрывок газеты. К нему прилипли чаинки. «Герой возвращается», — гласил заголовок. В углу около контейнера я нашла смятый пластиковый пакет. Я развернула его и положила внутрь газету. Я покопалась на дне контейнера и собрала еще несколько обрывков газеты. Они были грязными и мокрыми, но на них можно было разобрать имя Адама, лицо Адама. Я нашла еще несколько мокрых газет и конвертов и переправила их в пакет, проклиная вонь и сырость.
Маленькая старушка с двумя громадными псами на двойном поводке, проходя мимо, взглянула на меня с отвращением. Я в ответ скорчила рожу. Я уже даже начала разговаривать сама с собой. Сумасшедшая, которая ковырялась в помойке, испугала ее до смерти.
Глава 27
Руки у меня были липкими и грязными. В таком виде я не могла вернуться на работу и решила поехать домой, чтобы смыть все это с тела, с волос, из мозгов. Пакет с мокрыми провонявшими газетами принести в квартиру я не могла. Нужно было найти место, где можно посидеть и разобраться с мыслями. Я уже столько навыдумывала, столько утаила от Адама, что было немыслимо без подготовки явиться к нему. Мне постоянно приходилось думать о том, что я говорила ему раньше, каким должен быть мой рассказ, чтобы соответствовать прежней лжи. В этом-то и заключается преимущество правды. Не нужно постоянно напрягаться. Правдивые слова подходят друг к другу автоматически. Мысль о канаве, которую я прорыла между собой и Адамом, вдруг заставила мрачный день казаться еще мрачнее, еще невыносимее.
Я бесцельно брела по улицам, высматривая какое-нибудь кафе, где можно отдохнуть и подумать, наметить дальнейший план действий. Мне не попалось ничего, кроме магазинчика на углу, и в конце концов я свернула в маленький скверик у школы с фонтанчиком для питья и детским манежем. Там сидели несколько молодых мам с младенцами в колясках и только что начавшими ходить бутузами, которые с воркованием возились в манеже. Я подошла к фонтанчику, попила, потом сполоснула руки и вытерла их о подкладку пиджака.
Одна лавочка была свободна, и я присела на нее. Должно быть, это Тара звонила, посылала записки и экспериментировала с молоком из-за какого-то болезненного чувства к Адаму, оставшегося как похмелье от его связи с сестрой. Возможно, когда-нибудь такое поведение покажется мне немыслимым из-за несоразмерности проявления эмоций, но сейчас я стала чем-то вроде специалиста по различным крайностям. Я попыталась успокоиться. Некоторое время я не осмеливалась даже заглянуть в пакет.
Когда я училась в школе, у одного из моих парней был двоюродный брат, который играл в группе панк-рока, популярной в течение одного-двух лет. Я то и дело натыкалась на упоминание его имени или даже находила его изображения в журналах, иногда вырезала их, чтобы показать своим подругам. Разве не естественно, что Тара интересовалась газетными статьями об Адаме? Что она их собирала? Ведь почти все, кого я знала в любом качестве, были очарованы Адамом, о котором читали в газетах. Тара наверняка была с ним знакома. Я поднесла пальцы к носу. От них все еще исходил сладковатый тошнотворный запах. Я подумала о том, как выглядела со стороны, когда копалась в мусорном контейнере, принадлежавшем умершей сестре бывшей подружки моего мужа. Подумала, что снова и снова обманываю Адама. Отличается ли это от того, как прежде я изменяла Джейку?
Ко мне пришла мысль, что правильнее всего было бы бросить этот пакет в ближайший мусорный ящик, пойти домой к Адаму, признаться во всем, что я сделала, и просить, чтобы простил. Если я по трусости не решусь все ему рассказать, то хотя бы смогу подвести черту и дать нам дальше жить своими жизнями. Я уговорила себя. Я даже встала, оглянулась по сторонам и обнаружила урну. Но не смогла просто так расстаться со своими находками.