— Альбер Лелак? — спросил мужчина лет шестидесяти, седовласый, сухощавый и выхоленный. Наманикюренные ногти, до блеска начищенные ботинки, строгий серый пиджак в скромную полоску. Альбер пожалел, что явился небритым и промолчал. Ответ, который пришел ему в голову, он счел за лучшее оставить при себе.
— Это инспектор Лелак, — прервал наконец неловкую паузу Корентэн.
— Садитесь, — произнес незнакомец.
Альбер не шевельнулся. В нем все сильнее зрело желание официально проверить документы у этого типа даже в том случае, если выяснится, что он министр внутренних дел — хотя это было невозможно, того он бы узнал — или сам Господь Бог — хотя и Бога он представлял себе несколько иначе.
— Доктор Сен‑Жакоб, руководитель комиссии, созданной для расследования смерти Данило Меничетти, — сказал Корентэн.
— Кто такой Меничетти? — спросил Альбер. Один из мужчин вскочил:
— Это наглость…
— Я не считаю ваш цинизм уместным… — сказал доктор Сен‑Жакоб.
Корентэн скорчил такую же мину, как тогда, когда по вине Альбера выяснилось, что он ухаживает за светловолосой девушкой с заячьими зубками из архива. Однако все же поспешил ему на помощь.
— Несомненно, ты знаешь, что два дня назад один подозреваемый при допросе, к сожалению…
Теперь Альбер по крайней мере понял. Только при чем здесь он? Какое он‑то имеет к этому отношение?
— Мы слышали, что во время события вы находились в здании, — сказал Сен‑Жакоб.
— Возможно, — ответил Альбер. Он сел напротив Сен‑Жакоба и начал раскачиваться на стуле. Странно было сидеть в этом кабинете в качестве допрашиваемого.
— Это не ответ, инспектор. — сказал Сен‑Жакоб.
— Это не вопрос, — сказал Альбер.
Он догадывался, что ведет себя вызывающе с человеком, с которым вести себя так не следует. Он сам не знал, почему это делает. Возможно, от того, что ему не дали выспаться. Или ему просто не нравилось, что его пытаются допрашивать.
«Надо запомнить это чувство, — подумал он. — Теперь понятно, почему иногда так враждебны те, кого допрашивают». Ясно одно: если у него и были шансы на повышение, теперь они уплыли. Если он будет продолжать перегибать палку, есть вероятность даже вылететь из отдела. Иллюзий на этот счет у него не было. Он знал, что его ни в коей мере не спасет то, что он здесь самый результативный сыщик.
— Вы находились в здании или нет?
— Когда это произошло?
Сен‑Жакоб вздохнул. «Профессионала разыгрываешь?» — отразилось в его, глазах. Но ведь он и имел дело с профессионалом.
— В шесть тридцать пять. Вас видели, когда вы входили несколькими минутами раньше.
— Да, — сказал Альбер.
— Предупреждаю, здесь вы говорите, как на суде. Думаю, вам ясно, что это означает.
Альберу было ясно. Он сказал, что с коллегой Буасси они находились вне конторы, проводили расследование по делу об убийстве Фанфарона. За это время их дежурство окончилось. Буасси из полицейской машины сразу пересел в свою и поехал домой. Он не добавил, что его собственная машина «пежо» точно такого же типа и совершенно такого же цвета, а Буасси спешил, потому что женщина, с которой он сейчас живет, требует у него отчета в каждой минуте. Рассказал, что поднялся в контору, чтобы прочесть досье Фанфарона, но не добавил, что унес материал домой. Немного поколебался, говорить ли о звуке, который он слышал. Потом его понесло дальше, он не находил это важным и не считал нужным отрицать. Произошло то, на что он рассчитывал.
— А когда это случилось? — спросил доктор Сен‑Жакоб. Корентэн мрачно смотрел на Альбера, словно разочаровался в нем.
— Не знаю, я на часы не смотрел. Работал.
— И вас не заинтересовало, что случилось? Вы не захотели посмотреть?
— Нет, — ответил Альбер.
— А потом?
— Пошел домой. Мое рабочее время давно истекло.
— Быстро же вы прочитали это досье.
— Я читаю быстро. — Потом несколько вежливее добавил: — Нашел в нем то место, которое меня интересовало.
Он понимал, почему это важно. После того, как он ушел, в здании поднялась большая суматоха. Когда тот несчастный не пожелал прийти в себя, они явно вызвали врача, потом свое начальство… А может, всего этого не было, и полицейские заботились лишь о том, как замять дело?
Его отпустили. Допрос вдруг окончился, чуть ли не прервался. Лелаку этот трюк был знаком. Конечно знаком. Сознание подозреваемого во время допроса настраивается на волну того, кто его ведет. Он заранее высчитывает вопросы, формулирует ответы, накапливает то, что собирается сказать, и испытывает разочарование, когда беседа неожиданно обрывается. Чувствует, будто в нем застряло то, что нужно высказать, приходит в замешательство. Ждет, когда его вновь станут допрашивать, но к тому времени все, что он измыслил, кажется очень надуманным, фальшивым, заученным, и допрашиваемый сам это понимает. И говорит больше, чем следует.