У всех разные игрушки

— Ничего! — пьяно рассмеялся Френсис и налил третий стакан. — Ничего! Русские все перевернули с ног на голову! Что за племя! Знаете, со мной в колледже учился один славный парень, у него была замечательная особенность — в любом анекдоте он находил какой-то иной повод для смеха, чем предполагалось рассказчиком. Сейчас я думаю — не был ли он русским? Они все так делают, любой полезный совет переворачивают, изворачивают и переиначивают так, что вроде бы формально сделано все как предполагалось, но на поверку смысл действия прямо противоположный хорошему совету! Представьте, они собрались проводить приватизацию, но в проекте закона прямо указали верхний порог владения акциями — пять процентов!!

— Вот как?

Наверное, в Москве у кого-то включились мозги?

— Да! Вместо того, чтобы провести быструю приватизацию и передать собственность тем, кто может заплатить, как советовали мы и американцы, они растягивают приватизационный процесс на пятьдесят лет! Они сознательно отказываются от возможной элиты! Формально они проведут приватизацию, но реально собственность так и останется у государства из-за невозможности управлять ею в частном порядке!

— Значит, богатым людям стоит создавать совместные доверительные фонды, которые будут согласовывать позиции крупных владельцев, — сказал я. — Передавать им в управление свои акции и влиять на руководство заводов через фонд-прокладку.

— Фонды? — задумчиво переспросил барон. — Я не думал о фондах. Да и какие в России фонды? Там нет даже примитивного законодательства о фондах, и комми в любой момент могут все поменять. Даже не знаю…

Френсис всегда казался мне излишне прямолинейным. У него было все: родословная, какой позавидуют иные короли вроде меня, деньги, образование, положение в обществе, но при всем этом он никогда не проявлял чудес сообразительности. Будь сэр Френсис основателем славного рода Фицгербертов, долго бы род не прожил. И как любой прямолинейный и не очень изворотливый человек, он совершал ту же ошибку, которая случается с каждым, кто берется за изучение иностранных языков: поначалу кажется, что весь язык состоит из противоречий, исключений, невнятных правил. И в иных незрелых мозгах зреет протест: ну как же можно разговаривать на языке, который так плохо подчиняется правилам?! Он же нелогичен, непоследователен, бессистемен, невозможен к усвоению и запоминанию! Жалующемуся трудно понять, что сначала появился язык, развивался и изменялся и только гораздо позже были кем-то сформулированы правила, кое-как объясняющие уже имеющуюся структуру. Так же дело обстояло и с любыми фондами: сначала появляются они, и только потом система обрастает соответствующими институтами вроде законов, уложений и правил, но не наоборот. Френсис же почему-то полагал, что сначала нужно написать законы, а потом под них устраивать свою жизнь. Впрочем, задай ему прямой вопрос: где ставить телегу — перед лошадью или позади, он ответит верно, но и дальше будет продолжать рассуждать о жизни в ключе лошади, толкающей телегу.

— Ну да, а как еще влиять на менеджмент предприятия? — Сказал я вслух. — Если фонд объединит десяток крупных акционеров — он будет обладать серьезным пакетом. А законы со временем появятся, уж за это не беспокойтесь.

— Они никогда между собой не договорятся. Я говорю о крупных акционерах.

— Если будут дураками — никогда, — согласился я. — Думаю, на любой хитрый ход красных всегда найдется противодействие. Джон Буль с Дядей Сэмом между собой не всегда могут договориться, но если им противостоит Иван или Ганс — они быстро находят верное решение.

— У меня уже руки опускались, — пожаловался барон. — И не только у меня. Но хуже всего другое.

— Что же?

— Русские где-то берут деньги! Когда уже кажется, что они вот-вот пойдут побираться и дело в шляпе — они обязательно находят где-то очередной миллиард долларов. Появляется какой-нибудь контракт с авансом, они продают кому-нибудь в Гонконг секретную технологию, которой на самом деле цена — десять пенни, но китайцы платят сто миллионов! Мир сошел с ума!

— Хитрецы!

— Знаете, Зак, цивилизованным людям вроде меня или вас вообще нечего делать в России. Ничто не способно воздействовать на меня столь же деструктивно, как еще один год проживания в Москве. Все эти их Толстые, Достоевские, Чеховы, Пастернаки и Набоковы… они все появились не просто так!

— Вы их читали?

— В колледже, в оригинале. Знаете, почти не запомнилось, наверное, тогда я был больше сосредоточен на самом языке, чем на смысле романов. А теперь меня заставил перечитать все этот несносный выскочка — Брейтвейт. И еще что-то из Шолохова, Шукшина…

— Как вы это выговариваете, Френсис? Все вот эти «ш-ш-ш»?

— Это совсем непросто, Зак, нужна определенная сноровка. Но слышали бы вы поляков!

— Там еще больше «ш»?

— О! — лорд Стаффорд сделал круглые глаза. — «Ш, ч, ж, щ» — в самых безумных комбинациях!

— Сочувствую вам, Френсис, тяжелый у вас хлеб. Однако, вы обещали рассказать мне о том, как продвигается в Москве наш бизнес?

— А почему я по-вашему, сижу здесь и напиваюсь как докер вечером в пятницу?