У входа нет выхода

– Тебе же сказали: эльб поддерживал ее. Если гнилую рыбу подморозить, она будет выглядеть нормально. Но потом распадется за несколько часов.

– Зачем он нам помог?

– Ничего не знаю. Хочу доплестись до ШНыра, и чтобы никто ко мне не лез!

Рина подозрительно посмотрела на нее. Для человека, только что избежавшего верной смерти, Наста вела себя исключительно безрадостно.

– Однолюб с астрой? – спросила она.

– Жевало закрой! – Наста сделала ногой резкое движение. Бутылка, кувыркаясь, перелетела через парапет и плеснула в реке.

– Да не заморачивайся ты! Забудь! Он тебя и не узнает без бус! – влез Сашка.

Лучше б он промолчал, потому что в следующее мгновение Наста с такой силой врезала ему плечом в грудь, что он сел на асфальт. Сашка еще потирал грудь, а Наста уже неслась через дорогу, к площадке, куда зимой привозят таять снег. Мелькнула у вздыбленных труб, взлетела по ступенькам и исчезла на мосту.

Глава 14 МЕРТВАЯ ПЧЕЛА

Основной противник добрых людей не злые люди, а добренькие. Да и вообще кто сказал, что зло не добренькое? Да оно, может, гуманнее добра в двести тысяч раз, как и маньяк до определенного момента добрее отца с ремнем. Поэтому если зло и придет к нам в ближайшие годы, то под маской такого глобального, вненационального, объединяющего и всеобщего добра, что мы к нему прямо все потянемся. Еще и толкаться будем в очереди на эшафот.

Из дневника невернувшегося шныра

Целую ночь Рина рисовала оплавленный куб с зеркалом. Рисовала старательно, на куске ватмана, стараясь, чтобы масштаб был один к одному. Сашка сделал то же самое. Только если у Рины это была художественная работа, то у Сашки – довольно небрежный набросок со стрелками.

– Что у тебя по черчению? – поинтересовалась Рина, в которой проснулась отличница.

– Я по мешку много бил. У меня рука тонких движений не делает, – сказал Сашка.

Рина не знала, что это его обычная отмазка, когда кто-то критиковал его рисование или почерк.

Оба куба они отнесли Кавалерии. На столе у нее уже лежал один – от Насты. Но все же она сличила все три.

– Ну как? Есть что-то полезное? – спросила Рина.

– Да. Но лучше вообще ничего не знать, чем знать такое! – ответила Кавалерия угрюмо.

И это все. Больше ничего не объяснила.

Не удержавшись, Рина рассказала ей о том, что тревожило ее всю ночь. О мужчине с зонтом, который пощадил их.

– Долбушин, – мгновенно узнала Кавалерия. – Странно, что отпустил. Хотя, если подумать – какая вы добыча для матерого зверя его калибра? Два новичка и средний шныр. А эта Линда ему, возможно, чем-то насолила. Ведьмари злопамятны.

– Да, он что-то такое говорил… А зачем тогда… – Рина рассказала, как Долбушин ударил себя зонтом по подъему стопы и только потом атаковал ведьму.

Кавалерия откинулась на стуле. Этот незначительный эпизод поразил ее куда больше.

– Странно… Очень странно. Хотя… все ясно как белый день! – закончила она.

– Что ясно?

– У Долбушина, разумеется, есть свой опекун. Такой же, как Сашка видел у боевой ведьмы. Все эльбы-опекуны связаны между собой. Что видит один, видят и другие. Ударив себя по ноге, да еще смертельным для эльбов зонтом – он сильной болью временно ослепил и оглушил своего опекуна через корни на пальцах. Из-за этих корней эльбы ощущают боль сильнее, чем люди. Таким образом, он скрыл от своего эльба, кто убил того, другого… Все продумал, волчара!..

– А почему он ударил себя не ручкой зонта, а его острием? – поинтересовался Сашка.

– Ну это понятно. Своего эльба он убивать не собирался. Они неразрывно связаны, а значит, нужны друг другу. И в этом весь ведьмарь! – беспощадно подвела итог Кавалерия.

Завтрак прошел в шныровском стиле. Макар с честным лицом утащил у Алисы котлету и так хитро накапал на стол подливку, что следы вели к Сашке. Даня положил в чай слишком много сахара, и, чтобы не было так сладко, досыпал соли.

– А почему водой не разбавил? – поинтересовалась Рина.

Даня вскинул брови.

– Я не ищу легких путей! Это, господа, было бы плебейски просто!

Между столами, скрестив на груди руки, в одной из которых была поварешка, ходила Суповна и следила, чтобы все ели.

– А ну куда? – временами орала она, подскакивая, например, к тощему Кириллу. – Куда, малоед несчастный? А ну на меня смотреть!

Поварешка врезалась в стол. Во все стороны летела каша. Кирилл пугался и начинал мелко дрожать.

– Куда ложку полОжил? Вертай взад! Не нравится, как я готовлю? Да чтоб твоими костями черви в гробу подавились! Чтоб твои зубы санитары на сувениры растащили! – кричала Суповна.

Кирюше становилось жутко.

– Н-нравится! – заикался он.