У входа нет выхода

– Горшеня проглотил Гавра, чтобы его защитить? – недоверчиво переспросила Кавалерия.

– Почему? – продолжал кричать Витяра. – Почему ты не мог сделать все сам? Зачем впутал меня? Отвечай, Платон! Тебе не надоело притворяться глухим?

Арбалет в руках у Платона опустился и целил теперь не в грудь Рине, а в живот. Сашка сумел приблизиться еще на шаг.

– Я не мог один. Я уставал. Они требовали слишком много. Мне тоже нужно спать, – сказал Платоша, по-прежнему избегая смотреть на Витяру. – Ты был самый…

– Доверчивый? Хорошо к тебе относящийся? Наивный? – подсказал Витяра. – Чего ты заглох? Отвечай! Простой парень из маленького городка, который никто не может найти на карте, да?

Платоша не отвечал. Тогда Витяра встал и двинулся на него. Очень просто и медленно, опустив руки, с грустным лицом.

– Назад! Назад, тебе говорят! Убью! – орал Платоша.

– Ну, – сказал Витяра. – Стреляй! Только не промахнись, а то мне очень больно!

Он сделал еще шаг. Платоша вскинул арбалет. Сашка увидел, как золотая пчела, давно кружащаяся над Платошей, села ему на голову.

– Муха! Горшеня! Муха! – крикнул он.

Платоша обернулся не сразу, но все же обернулся. На лице его еще успело отразиться изумление. Горшеня бил наотмашь, как тракторист в драке. Мелькнули ноги. Платоша исчез с холма.

– От ты дуся! – изумленно сказал Витяра.

Золотая пчела, по которой Горшеня так и не попал, кружила над пригорком с недовольным гулом…

* * *

Когда они вернулись в ШНыр и вместе с Кавалерией пошли ставить Бинта, вдоль пегасни горделиво прохаживался Ул. За повод он водил Азу. Тощая, с тусклой шерстью, с запавшими боками, Аза двигалась как привидение, попавшее на дневной свет.

Но, главное, глаза у кобылы не были тусклыми. В них отражались интерес и лукавство. Она вскидывала морду и косилась на солнце. И рулевые перья больше не подметали пыль. Заметив Рину, Аза расправила крылья и слабо махнула ими, точно говоря: «Привет!»