У входа нет выхода

Лара закончила разбирать сумку и тоже стала забавляться с телефоном, названивая молодым людям. Знакомые у нее были серьезные, потому что с другой стороны трубки то щелкала компьютерная клавиатура, то где-то рядом гудели машины, то начальствующий голос просил обратить внимание на диаграмму номер четыре.

«Сереж, а Сереж!» (Или «Вась, а Вась!», «Дим, а Дим!») – говорила Лара, после чего голос ее вкрадчиво замирал секунды на три. Видимо, набирая номер, Лара еще понятия не имела, что скажет. Когда же собиралась с мыслями, озвучивала примерно одно и то же:

– Ты мне звонькал? А кому ты звонькал?.. Что хочу? Да ниче! Вот сижу и думаю, кому бы еще позвонькать!

После пятого такого звонка Фреду снова пришлось успокаивать, потому что она принялась орать: «Убью курицу!»

В середине ее крика в дверь коротко постучали. И тотчас, не дожидаясь, пока стук осмыслят как стук, а не как случайный порыв сквозняка, всунулось лицо незнакомой девушки. Оно было красным, но не от смущения, а просто кто-то слишком много времени проводил на солнце.

– Ужин – ноги – топать! – телеграфно сообщило лицо и скрылось.

Рина открыла окно, чтобы проветрить комнату. Было темновато, хотя и не глухо темно. День впадал в неуют. На цветочной клубе паслось и вздыхало нечто неопределимое.

– Попался, Платоша! А на меня потом орут, что это я все истоптала! – жизнерадостно завопила Рина.

Нечто вышло на свет и оказалось бледным юношей с пепельными кудрями. Прижимая к груди ворох срезанных гладиолусов, юноша перелез через забор и, со знанием дела спрыгнув в противоположном направлении, исчез.

– Лови его! – Рина свистнула, не делая попыток никого ловить.

– Кто это? – спросила Алиса.

– Это наш неоромантик. Платон. Он же Платоша!

– Почему неоромантик?

– Да странный он. Ночами его вечно нет. Говорят, рвет цветы, выскакивает из кустов, молча дарит их незнакомой девушке и убегает. И все это после часа ночи, где-нибудь на пустынной дороге у электрички! Пару раз его даже из баллончика обрызгали!

– Но это же замечательно! – задумчиво сказала Алиса.

По определенным причинам ее подкупила крайняя бледность молодого человека, а еще больше слово «молча».

С этим словом у Алисы было связано самое важное событие в жизни.

* * *

На тот момент ему уже исполнилось восемнадцать, и он где-то учился, спасаясь от армии. Алисе – на три года меньше. Он был длинный, со впалыми щеками. Ему точно мало было того, что он тощий. Усиливая впечатление, он ходил в майке со скелетом на спине.

Алиса даже не понимала, ухаживают за ней или нет. Он просто таскался, как приклеенный. Даже разобраться, умный он или глупый, представлялось невозможным, потому что он все время молчал. Курил и молчал. Молчал и курил. И дым где-то там под майкой просачивался сквозь бесконечные ребра. Она так и звала его: Скелет. Ему это, видимо, нравилось, потому что он усмехался, но не сразу, а через время, потому что был порядком приторможенный.

Алиса подумала, посомневалась и влюбилась. Девушки вообще так устроены, что влюбляются во всякий предмет, который ходит за ними достаточно усидчиво. Они бродили до двенадцати, до часу ночи. Алиса обычно шла впереди, и Скелет то и дело налетал на нее, когда она останавливалась. Порой ей казалось, что он, как слоненок, ищет ее хвост, чтобы за него уцепиться. И тогда она стала давать Скелету свою руку. Пусть хоть за руку держится. А то потеряется. Скелеты они такие, терючие…

Когда у них возникал какой-то разлад, он не просил прощения. Для этого нужно было научиться разговаривать. Скелет применял другой метод: упорно торчал на скамейке перед домом, желтый и уставший как упырь. Сутки сидел, двое… Сердобольные бабки с нижних этажей выносили ему чаек и суп в баночках.

«Жаних? Сиди-сиди, жаних! Вот на? вот тебе вот!» – говорили они теплыми голосами, заглядывая в свое свершившееся прошлое. Скелет ничему не удивлялся. Даже не благодарил. Ел суп и баночки задвигал под скамейку.

Мама у Алисы была женщина решительная, бодрая, деловая. Скелет ей активно не нравился. И страсти с завихрениями тоже. Мама развлекалась тем, что выводила на принтере Уголовный кодекс Российской Федерации и развешивала его в коридоре и на дверях ее комнаты. Алиса разрывала страницы в клочья, но у мамы на работе было море халявной бумаги и куча горячих от усердия принтеров.

По мудрому закону природы, каждый новый человек получается из двух бывших в употреблении. Так и у Алисы существовал папа. Он был молчалив, вел автономное существование и ни во что не вмешивался.

Пока Скелет маячил под окнами, мама несколько раз выгоняла папу разговаривать со Скелетом как мужчина с мужчиной. Почему-то мама знала, как мужчины разговаривают с мужчинами, а папа представлял это смутно. Алиса даже на балкон выходила посмотреть, как папа и Скелет сидят на разных концах скамейки и безмолвствуют. При этом папа иногда ел суп из баночки, потому что сердобольные старушки выносили гораздо больше, чем заливалось в ребра Скелета.