У Терека два берега…

Магомед Бароев нацепил очки и поднял со стола листочек с отпечатанным текстом. Преодолевая омерзение, он заставил себя перечитать стишок от начала до конца:

СМЕРТЬ ВАХХАБИТА

Как святой Шариат
Правоверным велит,
Уходил на Джихад
Молодой ваххабит.
В небе клекот орла,
Дальний грома раскат,
Уходил Абдулла
На святой Газават.
От тоски еле жив,
Оставлял он гарем
И садился в свой джип,
Зарядив АКМ.
Обещал: — Я вернусь,
Как придет Рамадан,
Вы для пленных урус
Приготовьте зиндан.
Занимался рассвет,
И старик-аксакал
Ему долго вослед
Все папахой махал.
Где у сумрачных скал
Бурный Терек кипит,
Там в засаду попал
Молодой ваххабит.
Налетели гурьбой,
С трех сторон обложив,
Вспыхнул яростный бой,
Поцарапали джип,
Самого Абдуллу,
Отобравши ключи,
Привязали к стволу
Молодой алычи.
Начинали допрос,
Приступил к нему поп.
Он иконы принес,
Поклоняться им чтоб.
«Ваххабит удалой,
Бедна сакля твоя,
Поселковым главой
Мы назначим тебя.
Будешь жить, как султан,
Новый выдадим джип,
Ко святым образам
Ты хоть раз приложись».
Благодать в образах
Отрицал янычар,
Лишь Акбар да Аллах
Он в ответ прорычал.
Хитрый, словно шакал,
Подходил политрук,
Стакан водки давал
Пить из собственных рук.
Говорил замполит:
«Мы скостим тебе срок.
Будешь вольный джигит,
Пригуби хоть глоток».
Но в ответ басурман
Все — «Аллах да Акбар!»
И с размаху в стакан,
Полный водки, плевал.
Не фильтрует базар,
Что с ним делать? Хоть плачь.
Но сказал комиссар:
«Ты достал нас, басмач».
И под небом ночным,
Соблюдая черед,
Надругался над ним
Весь спецназовский взвод.
Как прошло это дело,
Знает только луна,
Волосатого тела
Всем досталось сполна.
А как по блиндажам
Разошлась солдатня,
Труп остывший лежал
В свете робкого дня.
Слух идет по горам:
Умер юный шахид
За священный ислам
И за веру убит.
Но убитым в бою
Вечной гибели нет,
Среди гурий в раю
Он вкушает шербет.
Как он бился с урус,
Не забудут вовек.
По нем плачет Эльбрус,
По нем плачет Казбек.
Плачут горькие ивы,
Наклонившись к земле,
А проходят талибы
Салют Абдулле!
В небе плачет навзрыд
Караван птичьих стай,
А в гареме лежит
Вся в слезах Гюльчатай.
И защитников прав
Плач стоит над Москвой,
Тихо плачет в рукав
Константин Боровой.
Плачьте, братцы, дружней,
Плачьте в десять ручьев,
Плачь, Бабицкий Андрей!
Плачь, Сергей Ковалев!
Нет, не зря, околев,
Он лежит на росе,
Ведь за это РФ
Исключат из ПАСЕ.[23]

Бароев отложил листок и нажал кнопку громкой связи.

— Муратова ко мне, — проговорил он деревянным голосом.