У судьбы на мушке

– Отлично. Едем в твой батальон. Может, с ними удастся договориться, чтобы перевезли нас и высадили, где покажем.

– Савченков! Коля! На выход. Мы подъезжаем на бронетранспортере, – сказал Кологривский в трещащее переговорное устройство. Но Бармалеев знал, что майор это устройство использует только в своем тылу, а в бою и за линией фронта пользуется более новым устройством, не трещащим.

Старший лейтенант Савченков вышел из блиндажа второго отделения своего взвода, едва заслышав тяжеловесный звук двигателя бронетранспортера. Помахал рукой, показывая, где остановиться.

– Садись, в ногах правды нет, – открыв Савченкову люк, сказал командир батальона морской пехоты. – Расскажи нам, что выяснил в селах.

– Село там только одно, и две деревни. Живут там гагаузы-рыбаки. Хотя большинство гагаузов живет в Молдавии, где у них своя автономия, и на Украине, в основном в Одесской области. Все три деревни – рыбацкие. Но по-русски там никто не разговаривает. Только на гагаузском и на арабском. Отдельные личности – на курдском и на турецком. Это языки, на которых мне предлагали поговорить. Однако больше я ничего узнать не сумел. Просто из-за незнания языков.

– Следует изучать язык хотя бы той страны, в которой воюешь. Мой командир саперного взвода знает, кроме русского, еще и французский, и грузинский, и турецкий, и несколько языков народов Дагестана, где воевал вместе со мной, – нравоучительно произнес командир батальона спецназа военной разведки. – Вот у кого учиться надо.

– Если турецкий знает, поехали к нему, – решил майор Кологривский, открывая боковой люк и выпуская своего командира взвода разведки.

Бармалеев посмотрел на спину старшего лейтенанта. Тот, как и комбат, был почти квадратным, широкоплечим и даже ходил как Кологривский, вразвалочку. Подражал, видимо.

Дорога от позиции морской пехоты до позиции спецназа военной разведки много времени не заняла. Только теперь уже Бармалеев, сменив шлем мехвода на свой родной, вызвал по внутрибатальонной системе связи Соловейчикова. Дальше все походило на дежавю. Олег Николаевич вышел из блиндажа второго отделения и помахал рукой. Разница была только в фигурах встречающих. Вместо квадратного Савченкова БТР встретил высокий и худощавый Соловейчиков.

Бармалеев быстро объяснил старшему лейтенанту ситуацию.

– Гагаузы подсобить могут. Они же вроде бы нейтральные. Ни вашим, ни нашим.

– Вот потому-то могут от помощи и отказаться, – решил Кологривский. – Ни им, ни нам, значит…

– Но «бармалеям»-то они помогали. Я сам видел в море лодки. А если мы хорошенько припугнем, скажем, бомбардировкой деревень, то не откажут, – заявил Соловейчиков. – Или еще лучше сделать… У меня же во взводе рядовой Кичогло есть. Лучше через него. А если уж не получится, то и припугнем.

– Так Вася же молдаванин, – засомневался Бармалеев. – Молдаване с гагаузами на ножах живут…

– У него мама молдаванка, а папа настоящий гагауз. Главное, чтобы он язык знал… Хотя бы несколько слов приветствия.

– Зови его, спросим, – решил Кологривский. – Позови… – И он протянул свой шлем, поскольку старший лейтенант вышел без своего.

Но Кологривского опередил подполковник. Бармалеев воспользовался своим шлемом.

– Рядовой Кичогло! Вася! Бармалеев говорит – ко мне. Я в БТРе жду…

Минуты не прошло, как Кичогло появился из блиндажа третьего отделения взвода саперов и ладонью постучал по броне. Соловейчиков открыл ему боковой люк.

– Заходи, садись, – хлопнул майор рукой по ближнему сиденью для десантников. – Скажи нам, ты по-гагаузски что-то говорить умеешь? Хотя бы приветствие знаешь?

– Все могу сказать… Меня папа покойный учил. Он, правда, рано умер, но языку меня научить успел. А мама только молдавскому учила, хотя сама русский в школе преподавала.

Бармалеев сразу поехал в сторону гагаузских села и деревень. Бронетранспортер с места взял высокую скорость.