У рифов Армагеддона

Тимоти вспомнил, как отец Майкл был краснолицым, плачущим младенцем в объятиях матери. Сам Тимоти уже был полностью взрослым человеком, человеком в расцвете ранней мужественности, такими как все Адамы были при Пробуждении. Будучи тем, кем он был, прямой работой божественных рук, следовало ожидать, что его жизнь будет длиннее жизни тех, кто ещё больше удаляется от прямого прикосновения божества. Но если Майкл возмущался этим, Тимоти никогда не видел ни единого признака этого. Священник был смиренным человеком, постоянно помнящим, что то, что было дозволено его священническим саном было прямым и осязаемым знамением Божьей благодати, той благодати, которой ни один человек никогда не мог бы быть по-настоящему достойным. Что не освобождало его от попыток быть таким.

— Возрадуйся, Тимоти! — сказал священник, и глаза его пылали под густыми белыми бровями.

— Возрадуйся, отче, — ответил Тимоти и на короткое мгновение опустился на одно колено, чтобы Майкл возложил руку ему на голову в жесте благословения.

— Пусть Лангхорн благословит и сохранит тебя всегда в Божьих путях и законах, пока День Ожидаемый не придёт ко всем нам, — быстро пробормотал Майкл и тихонько постучал Тимоти по плечу

— А теперь вставай! — скомандовал он. — Вы здесь Адам, Тимоти. Скажите мне, что я не должен нервничать!

— Ты не должен нервничать, — послушно сказал Тимоти, вставая, чтобы обнять одной рукой плечи своего старого друга. — Воистину, — добавил он более серьёзным тоном, — ты хорошо поработал, Майкл. С момента последнего Посещения твоя паства хорошо питалась, и она неуклонно растёт.

— Вы имеете в виду нашу паству, — ответил отец Майкл.

Тимоти начал качать головой, затем подавил этот жест. Было любезностью со стороны Майкла сказать так, но они оба знали, что, хотя Тимоти стремился добросовестно выполнять свои обязанности, как администратор Лейквью и окрестных ферм, все его полномочия в конечном счёте происходили от Архангелов, а через них, от Самого Бога. Это означало, что здесь, в Лейквью, высшая власть в любом вопросе, духовном или мирском, принадлежала отцу Майклу, как представителю Матери-Церкви.

«Но он по-прежнему так говорит, не так ли?» — с улыбкой подумал Тимоти.

— Пойдём, — сказал он вслух. — Судя по рисунку цветового сигнала, осталось совсем недолго. Мы должны подготовиться.

* * *

К тому времени, когда сияющий нимб Кёсэй Хи появился вдалеке над голубыми водами озера Пей, всё было готово.

Всё население Лейквью, кроме нескольких рыбаков, которые были слишком далеко на огромном озере, чтобы увидеть сигнал к возвращению, собралось на площади и вокруг неё. Пришли семьи из нескольких ближайших ферм, и площадь Лейквью больше не казалась достаточно большой, чтобы вместить их всех. Они вышли за её пределы, полностью заполнили прилегающие улочки, и Тимоти Харрисон почувствовал глубокий, удовлетворённый всплеск радости от свидетельства того, что он и его соратники Адамы и Евы действительно были плодящимися и размножающимся.

Кёсэй Хи подлетал ближе, быстрее, чем самая быстрая лошадь могла бы скакать, быстрее, чем самая быстрая болотная ящерица могла бы атаковать. Круг света становился ярче и ярче, по мере того как он приближался к городу. Сначала это было просто блестящее пятнышко, далеко над озером. Затем оно стало больше, ярче. Потом оно стало звездой, упавшей со свода принадлежавших Господу небес. Затем засияло ещё ярче, словно второе солнце, меньшее чем Као-чжи, но достаточно яркое, чтобы бросить вызов даже его ослепительной яркости. И затем, когда он мелькнул на последних нескольких милях, стремительнее чем любая пикирующая вниз виверна, его блеск полностью превзошёл блеск любого простого солнца. Он пылал над городом, без жара и всё же слишком невыносимо ярко для любого глаза, отбрасывая тени с гранями острее ножа, несмотря на полуденное солнце.

Тимоти, как и все остальные мужчины и женщины, склонил голову и прикрыл глаза от этого ослепительного сияния. Затем блеск уменьшился так же быстро, как и появился, и он медленно поднял голову.

Кёсэй Хи всё ещё был над Лейквью, но поднялся так высоко в небеса, что стал лишь немного ярче чем Као-чжи. Всё ещё слишком блестящий, чтобы смотреть на него, но достаточно далёкий, чтобы простая смертная плоть могла выдержать его присутствие. Но если Кёсэй Хи ретировался, то создание, чей колесницей он являлся, нет.

По всему городу люди с благоговением и трепетом встали на колени, и Тимоти поступил так же. Его сердце запело от радости, когда он увидел ангела, стоящего на возвышении в самом центре площади. Эта платформа была предназначена исключительно и только для таких моментов. Ни одной смертной человеческой ноге не было позволено осквернить её поверхность, кроме посвящённого духовенства, ответственного за ритуальную чистку и поддержание её в постоянной готовности к моментам подобным этому.