Заметив мрачный взгляд Матвея, чекист снова усмехнулся и, неприязненно дергая щекой, спросил:
— Жалеешь, что ли? Или этот тоже знакомый?
— Да нет, — пожал плечами Дергачев, — чего мне его жалеть. И вижу я его первый раз! Небось, гад, не одного нашего кончил. Может, и батю моего вот такой же… Топором. А потом, подлюги, и избу подожгли.
— Вот это правильно, — одобрительно кивнул чекист. — Он бы нас уж точно не пожалел! Время, брат, нынче такое — не мы их, так они нас. Страшное, я тебе скажу, время. И всякую жалость к этой контре надо вырвать с корнем, как поганый и вреднючий сорняк, понял? Всех этих попов, буржуев, офицерье белогвардейское, кулачье с бандитами — всех под корень, всех до единого к стенке! Запомни, брат, они ведь вроде собак бешеных или волков! И не переделаешь их никогда, никакой тюрьмой, никакими уговорами. Не бывает так, чтобы собака взяла вдруг и замяукала, а корова залаяла! Так что только один с ними может быть разговор: пулю в лоб… Ладно, тут все ясно, пошли к нашим!
Коммунары собрали трофеи в виде винтовок, револьверов и пары «маузеров» и погрузили все на одну из подвод. На другую уложили трупы бандитов и прикрыли раздетые до исподнего тела старыми грязными рогожами. Чекисты намеревались провести опознание убитых, возможно, кто-то из местных жителей и узнает кого из бывших односельчан, опознал же Дергачев своего дружка детства. Также сотрудникам ГПУ предстояло задокументировать факт уничтожения банды и захоронить трупы. Естественно, ни о каком отпевании и прочих обычных процедурах не могло быть и речи.
Матвей устало шагал по обочине пыльной дороги за медленно тащившимися телегами и время от времени хмуро поглядывал на торчавшие из-под рогожи узкие грязные ступни одного из убитых.
«Вот ведь как получается, — размышлял он, поправляя на плече ремень винтовки, — еще каких-то часа четыре назад человек жил, что-то чувствовал, ногами дрыгал, злобствовал и за «наган» хватался, а теперь лежит себе, и ну ничегошеньки ему не надо! Еще и везут гада, как фон-барона какого — даже завидно маленько… А вообще-то прав товарищ чекист: всех их под корень надо! И отец Василий когда-то говорил, что в старом Писании ясно сказано, мол, око за око, зуб за зуб. Вот только всех гадов вывести небось никак не получится — в душу-то каждому не заглянешь. Так что враги у нас всегда будут — даже когда мировая революция победит! Вот будет у нас везде коммунизм — и булок белых станет просто завались! Все трудящиеся будут каждый божий день чай с ситным пить! И сахар внакладку — сколько хошь… Эх, сейчас бы щец наваристых миску да хлеба краюху побольше! Или хоть горбушечку и молочка крынку. Полную, и чтоб со сливками. Горбушку чесночком натереть и присолить покруче… Ядрена вошь, как жрать-то охота…»
Солнце давно закатилось и улеглось спать где-то в глуши западных лесов, в наступившей темноте остро пахло лошадиным потом и теплой травой. Стрекотали кузнечики, и где-то посвистывали ночные птицы. Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась, правда, уже далеко не для всех.
Глава восьмая
Май 1923 года
Английское правительство послало вслед за ультиматумом Керзона канонерку в Белое море. Фашисты, агенты Антанты, убили в Лозанне испытанного друга рабочих, советского посла тов. Воровского. Рабочие Москвы! Протестуйте против насильников и убийц! Рабочие, крестьяне, красноармейцы! Все честные граждане СССР, кто не хочет, чтобы страна наша была под пятой иностранного капитала, поднимайте свой голос против коварных злодеев!
Веселые солнечные зайчики носились наперегонки с теплым майским ветерком и задорно отплясывали на начищенных до золотого блеска трубах оркестра, играющего встречный марш. Яркие блики пробегали по длинным штыкам трехлинеек красноармейцев и новобранцев, которым сегодня предстояло принять воинскую присягу на верность Родине и рабоче-крестьянскому правительству.
Полк, замерший по команде «смирно», слушал торжественный марш, наблюдал за выносом играющего алыми всполохами революционного красного знамени и слушал доклад заместителя командиру полка.
— Товарищ комполка, полк для принятия красной присяги построен!
Краском с четырьмя кубиками на рукаве новенькой гимнастерки, туго перетянутый ремнями, придерживая ножны шашки, выслушал доклад и, не отнимая ладони от козырька фуражки, поздоровался с бойцами. После чего скомандовал «вольно» и, демонстрируя всю серьезность и важность момента, произнес краткую речь: