У полюсов Земли

Первые часы на льдине я чувствовал себя неуютно — все время мерзло лицо на обжигающем ветру, хотелось света и тепла. И было удивительно, что постоянные обитатели дрейфующей станции бегают по лагерю в одних свитерах и легких курточках. Но через несколько дней привык и я к этим необычным условиям, даже стал находить красоту и очарование в окружающей природе. Темная-темная ночь, в бездонном небе сверкают звезды, изморозь покрыла сверкающей бахромой антенны, мачты, многочисленные оттяжки. Под ногами лежит мягкий слой кристалликов инея.

— Красиво! — сказал я как-то Сомову.

— Эта красота нам обходится дорого, — ответил он скептически. — Недавно на оттяжках радиомачты осело столько инея, что они порвались, а мачта сломалась.

Прошло десять дней. Одним из рейсов улетели на материк аэрологи Зайчиков, Канаки, Благодаров, Чуканин — ведь на зимний период программа аэрологических наблюдений сократилась. Метеорологические наблюдения были возложены на океанографа Гудковича и радиста Щетинина, который в прошлом работал метеорологом на одной из полярных станций. Улетел и кинооператор Яцун. Геофизиков Погребникова и Рубинчика сменил Миляев, прибывший со мной.

На льдине осталось одиннадцать человек. Все они обладали отменным здоровьем, и, к счастью, помощь врача так никому и не потребовалась. Зато на Воловича были возложены обязанности повара. Однако очень скоро выяснилось, что согласился он поехать на Север не ради любви к кулинарии, а ради романтики. И многие годы потом среди полярников ходили анекдоты о невероятных блюдах врача-повара на «СП-2». Только его неунывающий характер, веселость, находчивость и остроумие спасали его от гнева товарищей по дрейфу. А мужество и выдержка, с которыми он безропотно выполнял свои обязанности в исключительно суровых условиях, вызвали к нему любовь и уважение. Камбуз и столовая помещались вначале в большой палатке, потом в фюзеляже разбитого самолета, и за ночь температура воздуха там понижалась до минус 30–40 градусов. При такой погоде ему утром каждый раз приходилось начинать работу.

5 ноября прилетел последний самолет, и я с грустью простился с друзьями, оставшимися в Центральной Арктике.

Читая в дальнейшем ежедневные донесения с дрейфующей станции «Северный полюс-2», я за скупыми словами радиограмм представлял себе трудную и опасную жизнь на хрупкой льдине.

Ноябрь, декабрь и январь протекли относительно спокойно. Но вот 4 февраля в лагере появились две трещины. Одна из них разорвала рабочую палатку ледоисследователей, прошла вблизи палатки магнитолога, через астрономический павильон, а вторая отрезала от лагеря океанографические палатки и палатку с радиостанцией. Разбился ветродвигатель, рухнули радиомачты. Снова связь с Большой землей прервалась.

После этого наступило временное затишье, и повреждения удалось ликвидировать. Через неделю стихия, точно накопив энергию, ринулась в атаку с новой силой.

Вот как описывал это событие впоследствии М. М. Сомов:

«В ночь на 13 февраля шум торошения усилился, особенно к востоку. Участились толчки. Трещины в лагере, к этому времени замерзшие, вновь взломались и разошлись. В 22 часа по московскому времени был отмечен особенно сильный толчок, раздался грохот, и примерно в 100 метрах к юго-востоку от лагеря возник вал торосов. Он рос буквально на глазах, так как ломался и выдавливался вверх лед толщиной в 3 метра.

После того как вал достиг высоты 6–7 метров, торошение в этом месте прекратилось, но вслед за раздавшимся оглушительным треском поле, сжатое до предела, лопнуло в новом месте. Разлом произошел параллельно первому валу, но ближе к станции. Вдоль линии разлома на ровном до этого участке со скрежетом начали громоздиться друг на друга выдавливаемые снизу огромные ледяные глыбы. Новый вал также стал приближаться к лагерю. Достигнув предельной высоты, он остановился, и тогда впереди него образовался еще один, третий вал, оказавшийся уже совсем близко, всего в 40 метрах от кают-компании».

К счастью, сжатие прекратилось. Лагерь остался на небольшом обломке льдины, окруженной трещинами. Наиболее важное имущество перенесли на соседний крупный обломок и стали обследовать окрестности, чтобы выбрать новую льдину.

18 февраля вал торосов снова ожил, продолжая наступать на лагерь. И опять остановился рядом с кают-компанией. Затем все стихло. Люди переселились в две палатки на безопасный обломок льдины. С помощью автомашины ГАЗ-67 удалось перевезти имущество на другую льдину, бросив в старом лагере часть разрушенных палаток.

Приближался конец дрейфа. Наступала весна, стало светло. На новом месте все внимание было уделено быстрейшему восстановлению научных наблюдений.