У подножия Саян

Камера... Узкая железная кровать, застланная байковым, не первой свежести одеялом, ватная подушка. Эресу никогда еще не приходилось быть в подобной обстановке, испытывать такое горькое чувство тоски, одиночества и бессилия. Он присел на койку и, глядя на узкое зарешеченное оконце, за которым чуть ли не впритык краснела кирпичная стена, предался невеселым думам. Мучительнее всего было ощущение нелепости положения, в которое он попал. Ведь он добровольно сообщил о своей находке, и вот. В камере было тихо, сумрачно. «Тихий уголок», — Эрес вспомнил свой разговор в райкоме комсомола, и вдруг рассмеялся. От этого смеха, гулко прозвучавшего в камере, ему стало и вовсе худо.

Он прилег на койку и вскоре забылся жарким, давящим сном.

Знакомый дежурный появился в камере, вручил Эресу какую-то бумагу и тотчас вышел, так что Эрес даже не успел спросить — в чем дело. Но тут же все стало ясно. Это было письмо Бичииней. Глаза пробежали аккуратно выделенные на листке тетради строчки.

«Эрес! Целый день пробыла здесь, чтобы встретиться с тобой. Ты ведь здесь по недоразумению, ты ни в чем не виноват и поэтому не падай духом.

Жду твоего скорого возвращения. Бичииней».

Вот тебе на! Бичииней! Ом ждал весточки от Долааны, а получил... А вообще, она славная, эта хохотушка Бичииней! Смотри-ка, первой добралась до него. А Долаана? Что же она? Неужели поверила в его виновность? Нет, не может быть!

И действительно, к вечеру принесли еще одно письмо. Он сразу узнал четкий почерк Долааны.

«Привет, Эрес! — прочел он с бьющимся сердцем. — Я понимаю, случай. Ты не мог сделать ничего дурного. Но скажи: почему ты уехал, ничего мне не сказав? Я расспрашивала людей, никто ничего толком не знает. Ты же не присвоил револьвер, за тобой нет никакой вины. Как тебе помочь? Научи, подскажи. Будь здоров и знай, что у тебя есть друзья. До свидания. Долаана».

Как ни желанна была весточка, Эрес огорчился. Он ждал нечто другое, а тут — вежливое признание в дружеских чувствах. «Знай, что у тебя есть друзья...» И — все. Обычные слова, их может сказать любой знакомый человек. Нет, видно, недаром в ту последнюю встречу Долаана была с ним так сдержанна. Не женщина, а каменный идол. Ну и пусть!..

Он то садился на жесткую койку, то начинал ходить из угла в угол. Уже знакомое ощущение гнева подкатывало к горлу. Пусть! Он не хочет ее видеть, не желает больше обманывать себя. Он все поставит на свои места. И свои отношения с Кончуком — тоже. О! Хитрый тарга!

«Подумаем...» Говорить речи, изрекать истины — он мастер. А как до дела, так «подумаем...» С кем это он «думает», уж не с Шырбан-Коком ли? Агрономы Кончуку не нужны. Не колхоз его заботит, а собственный авторитет. Но чего он стоит, авторитет председателя, если в колхозе не все хорошо? Дым. Туман. Ничего, скоро рассеется... Жаль, что он здесь, влип в эту дурацкую историю.

Он сжал кулаки, сел на кровать... Нет, так больше продолжаться не может. И вдруг подумал: а может, плюнуть на все, на свою глупую любовь и на Кончука, и на эту лису Шырбан-Кока — он теперь не сомневался, откуда пришла беда... Тут концов не найдешь. Плюнуть и податься хоть в МТС!

Поселок Агылыг, этот тихий уголок, куда он стремился всей душой и где хотел обрести свое счастье, теперь не для него. В МТС хоть трактор дадут. На худой конец, можно и слесарем-ремонтником.

Размышляя так, Эрес не заметил, что за решеткой камеры уже темным-темно и под потолком в проволочном колпаке в полнакала теплится лампочка.

Ему снилась могила, в пожухлой траве тускло поблескивал плуг...

Уже поздно вечером Эреса отвели к начальнику отделения. Он очутился в том же просторном кабинете, где его допрашивал лейтенант.

Навстречу Эресу из-за стола вышел капитан средних лет с быстрым взглядом карих глаз. Приветливо подал руку, пригласил присесть рядом на широкий, обитый дерматином диван.

Капитан только что возвратился из Кызыла, где был на семинаре. Даже домой не успел заглянуть. Он расспросил Эреса, где тот родился, чем занимались родители, откуда прибыл в Агылыг.

На все вопросы Эрес отвечал подробно, обстоятельно, а в истории, связанной с револьвером, повторял могущие, как он полагал, заинтересовать милицию подробности.

Капитан слушал не перебивая, лишь изредка кивал головой и при этом совсем по-домашнему улыбался. К концу разговора он уже казался Эресу добрым, хорошим человеком.

— Вы не считайте себя арестованным, товарищ Эрес Херел. — Капитан встал. — Сейчас можете ехать домой. Нужны будете, вызовем. Вот только, — капитан раскинул руки, — куда вы пойдете на ночь глядя? Отдохните здесь, а завтра — домой. Спасибо вам за находку, и за откровенность, — и, пожав Эресу руку, вышел.

Эрес остался в кабинете начальника до утра. Он улегся на диван и впервые за последние дни заснул добрым, умиротворенным сном.

Долаана и виду не подала, что обрадована приходом Эреса. Только в первую минуту взяла его за руки и опустила ресницы. Была она по-прежнему неразговорчива, старалась не смотреть на Эреса. Он сидел на топчане и молча наблюдал, как она гладит белье, сложенное горкой на краю стола.