— Хватит, тетушка. Тарга Дажысан сам говорил: нужны дела, а не слова.
Собравшиеся загалдели. Кончук не замедлил положить конец начавшейся было перепалке.
— Превосходно! — оборвал он спорящих. — В верховье Агылыга никого направлять не будем, решено!
Тос-Танма гордо развернулась и пошла к выходу, пригибая половые доски.
— Кто на Буура поедет? — спросил Кончук.
— Я! — Долаана подняла руку.
— С кем?
— Со мной! — раздался голос Угаанзы.
— Нет, со мной! — уточнила Бичииней.
— У меня предложение, — вмешался Шырбан-Кок и поднялся. — Не годится в такой буран отпускать девушек одних. Мало ли что может случиться. Надо, тарга, — кивок в сторону Кончука, — правильно расставить силы.
— Верно, — согласился Кончук и записал: «На Буура — Долаана, Угаанза». — В трудное время председатель становится командиром и его приказы должны выполниться беспрекословно, — пояснил он.
Распределение закончилось. За каждым правлением закрепили ферму, кошару, стоянку. Кончук, как и положено председателю, взял на себя общее руководство.
Дажысан в свою очередь добавил:
— На некоторых чабанских стоянках нет сена. Подумайте, как его лучше доставить. Не уезжайте сразу же, как кончится буран. Будут большие сугробы, а это, как вы знаете, опасно для овец. Помогите чабанам проторить дорогу к пастбищам. Теперь — когда выезжать?
— Завтра, чуть свет, — поспешил председатель.
— Нет! — отрезал Дажысан. — Не завтра, а сегодня. Дорог каждый час.
— Правильно! Правильно! — послышались голоса.
Мнение секретаря полностью отвечало моменту, и многие, даже неожиданно для себя, поддерживали его.
Вскоре правление колхоза опустело, остались только Кончук и Шырбан-Кок. Председатель достал портсигар, колупнул ногтем папироску. Шырбан-Кок торопливо поднес зажженную спичку... Кончук все еще не мог успокоиться. Нервно попыхивая папиросой, он повторил то, что уже было им сказано.
— Руководство, организация — основа успеха. Не-ет, видно, кое-кому важно себя показать.
— Конечно, тарга, что там и говорить, — в тон Кончуку поддакнул Шырбан-Кок и засмеялся. — И то сказать — не из каждого яйца петух вылупляется. Не просто командиром быть.
— Да, действительно, — тарга Кончук, прищурясь, посмотрел на Шырбан-Кока. — Однако все уже на работе, только ты еще не распределен, а?
— Да разве бывает так, чтоб я без работы оставался?! Что-нибудь да подыщется. Вот, к примеру, возле вашего дома почти нет уже дров. Так ведь?
— Так. Но с дровами успеется. Вот что. Хотя... — Кончук безнадежно махнул рукой, промолвил, словно рассуждая сам с собой: — В такой ветрище коров тебе никто не доверит. Ладно уж, придется тебе дня три-четыре посидеть дома.
— Да я что, лишь бы сберечь общественный скот!
Кончук покачал головою, не то осуждая, не то потешаясь над Шырбан-Коком. А тот уже рассуждал:
— Чабанам на Бууре повезло. Угаанза справится с любым ветром. Из любого места сено вывезет.
— К тому же с молодой девушкой, — вставил Кончук.
— Да, тарга, это уж как есть.
— А ведь ему жениться пора. Где сейчас сын ее, у бабушки?
— Да, в Шагонаре.
— Долаана молода... Может, она скрывает, что вдова и у нее есть сын?
— Не-ет, тарга, не скрывает. Самостоятельная.
— И я говорю, молодчина! Рассудительная, как мать, и смелая, как отец.
— Ну и хитрец ты, Шырбан-Кок! Ох и хитрец! Теперь я понимаю, почему в буран нельзя женщин отпускать одних, без мужчин. Хитер!..
— Отец сыну добра желает, тарга, — скромно заметил Шырбан-Кок. — Лишь бы хорошая девушка попалась.
— Молодым нужно помогать найти друг друга.
Еще с порога Угаанза крикнул:
— Мама, готовь в дорогу! Еду на стоянку в Буура. — От самого правления колхоза Угаанза бежал бегом. Глаза его горели, на мокром лице блуждала улыбка.
— С кем едешь-то?
Сын отмолчался. Мать принесла две дохи: одну из собачьих шкур, другую из козьих — на выбор. Угаанза вынес из своей комнаты небольшой чемодан.
— Наполни, только повкуснее... И побольше!
Не прошло столько времени, чтобы искурить трубку, как открылась дверь и на пороге показалась Долаана.
— Вот с ней, мама, я и поеду. Вдвоем.
Женщина сдержанно, однако не без теплоты, ответила на приветные слова Долааны и захлопотала пуще прежнего. Она не знала, что же ей сейчас делать в первую очередь: то ли угощать гостью, теперь уже и попутчицу сына, чаем, набивать ли чемодан снедью, ругать ли мужа, который где-то запропастился.
Долаана была, как всегда, сдержанна; ее темные глаза струили насмешливое любопытство: «Вон ведь как забегали!» Садясь на подставленную табуретку, она успокаивающе проговорила:
— Почаюю как-нибудь потом, тетушка. Ничего, не беспокойтесь. И времени нет.
— Как же... так скоро-то! Неужто нельзя чуть позже?..
— Нельзя, мать! — Ответил Угаанза. — Живее!
— Вот как, деточки, — приговаривала женщина, наполняя чемодан.
Угаанза накинул на Долаану доху из собачьих шкур. Они вышли из дома. Тетушка следовала за ними, во дворе обогнала, проворно открыла калитку-ворота, за которыми стояла запряженная в легкие санки лошадь.