У Пяти углов

Через минуту послышалось шлепанье туфель, и на пороге кухни появилась матушка в ночной рубашке.

— Петюнчик!

У матушки было такое выражение, будто Перс явился абсолютно внезапно после того, как много лет пропадал неизвестно где.

— Петюнчик! Дорогой! Приехал!

Появление Вольта, после отпуска например, никогда не вызывает у матушки таких восторгов. Нет, она бывает рада, конечно, но не так… Все-таки смешно, что Вольт чуть ли не ревнует.

«Петюнчик!.. Мой дорогой!..»

После каждого слова следовали сочные поцелуи.

Вольт не умеет целоваться с матушкой. Да вообще не понимает других поцелуев, кроме любовных, а неизбежные родственные лишь обозначает прикосновением губ. Поцелуи предназначены для страсти, другие виды любви нуждаются в близости чисто духовной, ведь ясно же? Поэтому он отвернулся, как от сцены не очень приличной. Если бы еще не слышать влажного чмоканья!

Ну, рассказывай! Как ты добрался! На такси? Долго ждал очереди?

— Сейчас. Ты садись. Тебе же трудно стоять с твоей солью в ноге.

Какой ты заботливый! Сразу вспомнил! Ничего, когда я на тебя любуюсь, я все забываю, всякую боль. Ну рассказывай, рассказывай!

— Очень просто добрался: на экспрессе прямо сюда на Герцена. У вас экспрессы, оказывается, и ночью ходят каждый час. Вообще у вас все удобнее, чем в Москве. Я как подошел, сел, он через пять минут отъехал: будто ждал нарочно. Как это? Контрау чиу атендо… Ну, не ожидал, что так удачно.

Вот так. Хорош был бы Вольт, если бы просидел всю ночь, чтобы выгадать Персу эти пять минут!

— А мы тебя так ждем, так ждем! Как манны небесной! Я сегодня совсем не смыкала глаз, все прислушивалась. А знаешь, что мне вообще мешает спать? Не догадаешься. Представь себе, комары! У вас в Москве есть комары? А у нас — прямо ужас! Ты подумай, в самом центре. Так на меня накидываются! Вот посмотри, какой волдырище прямо посреди щеки. Видно, я такая вкусная!

— Ты очень вкусная! Ты у меня самая вкусная! Перс вскочил и снова стал обцеловывать матушку.

Хуже чем гвоздем по стеклу, гораздо хуже! Вольт не выдержал и тихо вышел.

Нужно было бы еще поработать до бассейна. Но сразу Вольт не смог успокоиться после поцелуйной сцены, и, чтобы прийти в рабочее состояние, пришлось применить испытанный метод: стал набрасывать фломастером эскиз новой картины, на которой, как всегда, изобразит он прекрасных людей будущего. Набрасывать эскиз, стараясь представить, какой же сделается жизнь, когда люди научатся по-настоящему использовать свои скрытые силы. Совсем другая жизнь!..

Вольт не мог верить в прилетающих на тарелках мудрых и могущественных инопланетян и даже презирал тех, кто верит, но он не мог не мечтать иногда, чтобы эта нелепица оказалась правдой. Пришельцы, разумеется, владели бы в совершенстве телепатией, и они сразу бы узнали, что именно живущий в Ленинграде ученый Вольт Комаровский дальше всех продвинулся в изучении резервов человеческого организма, — узнали бы и захотели ему помочь, потому что и в их интересах, чтобы населяющие Землю полуразумные существа стали наконец разумными по-настоящему и не угрожали бы по своей недоразвитости и порочности уничтожить самую жизнь на своей планете. Да, захотели бы помочь — и Вольт сразу же ощутил бы их помощь, приобрел бы поистине божественное всеведение, открылось бы ему устройство аларм-системы, например…

Не то что рассказать никому нельзя о таких мечтах, но и предаваться им втайне — стыдно! Вольт никогда и не рассказывает, никогда не пускает никаких пришельцев в свои картины, но не может он изредка устоять перед искушением: расслабиться, предаться постыдным мечтам о дарованном пришельцами божественном могуществе… Изредка, совсем недолго… А пока воля нежилась в постыдно-приятных мечтах, рука сама набросала эскиз: человек без всякого акваланга плывет под водой — это чудо вполне реальное, не нужно помощи никаких пришельцев: не понадобится подшивать жабры, люди научатся задерживать дыхание, как дельфины! Кстати, несколько человек уже сейчас ныряют на пять — десять минут, — многие ли о них знают, многие ли пытаются достичь того же?! Удивительно, до чего людям лень совершенствовать себя! Гоняться за какой-нибудь дурацкой тряпкой — на это у них всегда есть и силы, и время! Дикари, все еще дикари…

Пора было ехать в бассейн. Вольт подошел к спящей Наде, пощекотал ей ухо — лицо она упрятала под одеяло, только ухо и выглядывало.

— Эй, вставать будешь?

Надя что-то забормотала прямо в одеяло, Вольт только и разобрал:

— вся невыспанная…

Как всегда, отправляясь в бассейн один, Вольт немного досадовал. Себе он объяснил это тем, что презирает слабости, что ему неприятно, что собственная жена не хочет себя заставить вовремя встать. Но, может быть, хоть он и плавает всегда без единой остановки все сорок минут, ему все же приятно, когда на соседней дорожке мелькает знакомый купальник? Может быть — хотя он и самому себе в этом не признается, а уж Наде — тем более.