Читаем У парадного подъезда полностью

У парадного подъезда

Протекай спокойно, плавно,Горделивая Нева,Государей зданье славноИ тенисты острова!Ты с морями сочетаешьБурны росски озераИ с почтеньем обтекаешьПрах Великого Петра(…)Полон вечер твой прохлады —Берег движется толпой,Как волшебной серенадыГлас приносится волной.Ты велишь сойти туманам —Зыби кроет тонка тьма,И любовничьим обманамБлагосклонствуешь сама.В час, как смертных препроводишь,Утомленных счастьем их,Тонким паром ты восходишьНа поверхность вод своих.Быстрой бегом колесницыТы не давишь гладких вод,И сирены вкруг царицыПоспешают в хоровод.Въявь богиню благосклоннуЗрит восторженный пиит,Что проводит ночь бессонну,Опершися на гранит.

Стихотворение сразу вошло в интеллектуальный оборот эпохи. Строфу из него привел в своей «Прогулке в Академии Художеств» племянник и воспитанник Муравьева К. Батюшков. Он же неоднократно откликался на посвящение «Богине Невы» в своих стихах[83].

О том, насколько популярным было стихотворение Муравьева в литературной среде, свидетельствует множество перекличек с ним в поэзии начала XIX в. — от безымянного стихотворения «Берег» в «Вестнике Европы» (1802, ч. 5, № 19, с. 186–187):

После бури и волненья,Всех опасностей пути.Мореходцам нет сомненьяВ пристань мирную войти. (…)Есть ли ж взором открываютНа брегу друзей, родных,О блаженство! — восклицают,И летят в объятья их,—

до «Ночи в Ревеле» Вяземского (об этом стихотворении — ниже), общеизвестной отсылки в «Евгении Онегине»[84] («Как описал себя пиит…»), явственной цитаты в пушкинском «Доне», где стихи Муравьева едва ли не впервые обручены с думой Рылеева:

Блеща средь полей широких,Вон он льется!.. Здравствуй, Дон!От сынов твоих далекихЯ привез тебе поклон.Как прославленного брата,Реки знают тихий Дон;От Аракса и ЕвфратаЯ привез тебе поклон.Отдохнув от злой погони, Чуя родину свою,Пьют уже донские кониАрпачайскую струю.Приготовь же, Дон заветный,Для наездников лихихСок кипучий, искрометныйВиноградников твоих.[85]

Своим лирическим сюжетом М. Н. Муравьев словно бы задал, а ритмическим рисунком, как печатью, скрепил «алгоритм» простодушного стихотворения о великой столице, или ее создателе, или их потомках, где поэт воспевает воды реки, в которых равно отражены и дворцы, и городские парки, и встречи влюбленных. Всем строем своего высказывания он выражает дорогую для него мысль: так же, как для реки нет различия между «высоким» и «низким», между «зданьем» государя и «тенистыми островами», так нет этой разницы и для «чувствительного», сердечного человека. Он всему на свете со-радостен, сочувствен, соравен, даже самому Петру I; так же, как и Нева, которая «с почтеньем» обтекает «прах великого Петра».

Но и Муравьев — не последний в ряду «прецедентов». Точно такой же образ мира явлен (и облечен в четырехстопный хорей) в петербургском стихотворении Г. Р. Державина «Явление Аполлона и Дафны на Невском берегу» (1801–1808); с «Богиней Невы» трудно не соотнести эти строки:

(…)И соборы нежных музС нимфами поющи пляшут;Всплыв, Наяды сверх НевыПлещут воды; ветры машутАромат на их главы.Видел, Петрополь дивилсяКак прекрасной сей чете(…)

Равно как и трудно не сопоставить с вопросительно-отрицательной структурой пушкинского «Пира…» начало державинского творения, особенно если вспомнить, что под идиллическими масками Аполлона и Дафны Державин изобразил молодого Александра I с женой, вышедших на утреннюю прогулку вдоль державной набережной Невы:

Перейти на страницу: