У парадного подъезда

(…) Чужды мне ваши крайние взгляды,
Радикальные мысли чужды.
Но я отдал бы все, что угодно,
Все, что взял у небес и земли,
Чтобы вы совершенно свободно
Выражать эти взгляды могли.

(А. Межиров. «Из Вольтера»)

Во-вторых, прекрасно помню, что и примиренная, уравновешенная культура не может служить всеобщей панацеей от бед, о чем со всей возможной резкостью писал русский философ Семен Франк в одной из первых выпущенных «YMCA-Press» книг — «Крушение кумиров» (1924) «Мы поняли, что нельзя говорить о какой то единой культуре и преклоняться перед нею, разумея под ней одинаково и творчество Данте и Шекспира, и количество потребляемого мыла, или распространение крахмальных воротничков, подвиги человеколюбия и усовершенствования орудий человекоубийства, силу творческой мысли и удобное устройство ватерклозетов, внутреннюю духовную мощь человека и мощность его динамо-машин и радиостанций». Поэтому не могу безмятежно радоваться процессу заполнения белых пятен; он внутренне трагичен, как всякий творческий процесс.

Но, в-третьих, вся разница между нами и людьми поколения Франка в том, что они культуру имели и переоценили ее возможности, а мы ее попросту не имеем.

В-четвертых, не стоит тешить себя иллюзией, будто мы жили до сих пор вне эклектики, испытывая ежеминутное глубокое удовлетворение от единообразия своей идеологии. Отнюдь; например, что такое существование десятков национальных литератур в пределах одной, советской, как не эклектика, которую мы почему-то зовем единством в разнообразий? Просто есть эклектика присутствия и эклектика отсутствия; у первой множество преимуществ, и главное — открытость, явность, жизнь при свете дня. И, в конце концов, если (по словам народного депутата СССР С. С. Аверинцева в «Нашем наследии», 1988, № 4) эклектика становится синонимом жизни и приходится выбирать между жизнью и смертью, то лучше выбрать эклектику.

Не об этом нужно сейчас напряженно думать: тут альтернативы нет. Думать нужно о том, что есть две равно реальные опасности в отношении к процессу восстановления полноты культуры. Или — эйфория, рабское опьянение свободой, чреватое трагическими разочарованиями при встрече с реальной (а, не воображаемой) эклектикой демократии. Или — панический страх, желание притормозить, отступить — хотя отступать уже некуда, Москва за нами!

Впрочем, как бы ни отмахивались демократы и либералы от опасений, высказываемых рядом писателей, прежде всего «почвенниками», в какую бы консервативную форму эти опасения не облекались и к каким бы сомнительным, вплоть до шовинистических, выводам ни вели, они — реальны. «Почвенники» во все времена были плохими аналитиками, но хорошими индикаторами боли. Приход к «нормальной» (по цитированному определению Д. Фурмана) культуре действительно неизбежно несет с собою угрозу нашему нравственному самосознанию. Дело тут, конечно, не в; Западе и не в его сионо-масонских происках; дело в том, что при массовом социальном безволии эклектическая культура может сформировать и сформирует тип всеядной личности; человека, у которого совмещение в тесных пределах его разума Евангелия и рок-энциклопедии не вызовет интеллектуальной боли, потому что он и к тому, и к другому относится не как к ценностям, а как к информации. Ценной, но не ценностной. «Homo iniormaticus», человек всеядный, — это отрицательный предел свободы, за которым она становится формой рабства у самой себя. Если ситуация полузапрета провоцирует возникновение сознания подпольного, замкнутого в безысходный круг своего идеала, то ситуация вседоступности без выбора порождает безыдеальное сознание, которое плывет по течению и не замечает, как вымывается из культуры: якоря-то нет! Назовите этот якорь «корнями», назовите «убеждениями» — мало что изменится. Главное, чтобы он был.

И он будет, если уже сейчас, не дожидаясь, пока окончательно оформится эклектичная культура, мы осмыслим обретаемую свободу не как своеволие, а как возможность свободного выбора своих ценностей, духовных ориентиров и необходимость отвечать за этот выбор (совершаемый не обществом в целом, а каждым человеком в отдельности) до конца. Нравственный кругозор личности должен быть обратно пропорционален информативному кругозору культуры. Иначе всем нам станет очень неуютно жить в свободной и вольной стране.