У палача за пазухой

Но как ни странно, а мне стало его даже немножечко жаль. К моему несчастью – я умела сострадать. И теперь понимала, что движет Барсом – ему просто больно. А в таких случаях звери всегда кусаются, даже не разбирая, в кого именно вонзают свои зубы. Зато теперь я поняла, как могу себе помочь – мне просто нужно перестать бояться. Если я и заперта в клетке со зверем, то этот зверь сильно ранен, а значит – уязвим.

Под утро усталость всё-таки взяла своё – я провалилась в сон и открыла глаза ближе к обеду. Слишком сильно вчера перенервничала. Я дико устала находиться на пределе, когда от волнения гудит каждый нерв. Меня начала одолевать апатия. Каждый мой новый день напоминал день сурка. Ведь вокруг ничего не менялось – те же лица, те же стены, та же закрытая дверь. Те же слова от Никиты.

– Ты опять ничего не съела, – сказал он в упрек, когда принес обед, а завтрак так и остался нетронутым.

– Не хочу. В меня ничего не лезет.

– Лиза, но так нельзя.

Я настолько удивилась, что уставилась на парня в полном изумлении.

– А держать меня взаперти которые сутки – это можно? Похищать людей. Принуждать к сексу…

Парень поджал губы, видно понял свою ошибку.

– В жизни всякие бывают обстоятельства, но морить себя голодом – не лучшее решение.

Нет, он меня не понял. Но хотя бы проявлял заботу, хоть какую-то.

– Как ножки? Помощь нужна? – спросил с улыбкой, махнув аптечкой.

– Нет, сама справлюсь.

Он не стал настаивать на своей помощи. Поставил аптечку и новый поднос на стол, забрал старый и вышел из комнаты. Я нехотя встала и поплелась в ванную, ощущая всё ту же колющую боль в стопах. Да, всё-таки бегать босиком по улице – не лучшая моя идея. В ванной кое-как залезла под душ. Попыталась быстро помыться. Но когда уже вытиралась, внезапно открылась дверь в комнату. Я замерла с полотенцем в руках, прислушиваясь к тяжелым шагам. И, наконец, увидела Барса через прозрачную шторку, которую он отбросил в сторону резким движением руки. Я вздрогнула и прижала полотенце к своей груди, пытаясь прикрыться. Всё-таки сложно было заставить себя не бояться рядом с ним, когда от одного его взгляда бросало в дрожь. Успокоился ли он или всё так же злиться – было не понять. Просто стоял напротив и жрал меня своим плотоядным взглядом.

Едва я собралась спросить, что ему нужно, как Барс протянул свою лапу и дёрнул за полотенце. Наверное, он хотел его убрать, но вместо этого лишь привлёк ближе к себе, потому что я слишком крепко цеплялась за махровую ткань. Моё сопротивление ему не понравилось. Тогда он дёрнул ещё раз и сильнее, опуская мои руки и обнажая грудь. Я всё ещё его боялась, я планировала найти к нему подход, но сейчас элементарно по-женски возмутилась, что помимо воли вылилось в простой жест – я влепила ему пощечину. Влепила и сразу же испугалась последствий. Это вышло так громко, что звон застрял у меня в ушах. А Барс всего лишь зажмурился, но когда открыл глаза и поднял к моему лицу два пылающих кинжала – мне захотелось убежать. Вместо этого смогла только вжаться спиной в стену, снова прикрываясь полотенцем.

Тогда Барс просто поднял ногу и встал в ванную, в одежде. И зажал меня у стены, вызывая приступ клаустрофобии. Нечем стало дышать. Он стоял рядом, как огромная угроза, против которой я была абсолютно беззащитной. Он мог сделать со мной всё, что ему захочется – убить, изнасиловать, покалечить. И никто не придёт на помощь, даже если буду кричать. Поэтому мне снова стало страшно. А он – поднял руку, коснулся моего лица и стиснул подбородок.

– Ты маленькая избалованная стерва, – сказал так, будто пытался ударить каждым словом.

И опять очередное оскорбление. Просто до слез. До потери страха на долю процентов.

– Скажи, ты чувствуешь себя героем, когда унижаешь беззащитных женщин? – спросила я, глядя ему в глаза.

А он придвинулся ещё ближе, поворачивая мою голову набок.

– Не жди от меня благородства. Я не твой рыцарь, принцесса, – сказал, прежде чем размашистым жестом лизнуть мою щёку.

Его дикость пугала до дрожи. И всё равно между ног предательски закололо. А Барс ещё взял мою руку и заставил накрыть ладонью его пах, кошмарно твердый.

– Из-за тебя стоит с самого утра.

У меня резко пересохло во рту, причём больше всего от ужаса.

– Извини, ничем не могу помочь, – сказала, пытаясь убрать руку.

Но он не давал, удерживая запястье так сильно, что останутся новые синяки, а если хоть немного надавит – сломает мне руку.

– Что, не умеешь? – нагло спросил он. – Неужели наш ненаглядный Владик обходится без минета? Или просто пихает свой хрен в чей-то другой рот? Может, ты вообще фригидна?

Моё лицо обдало таким жаром, что покраснела до ушей. А ещё перестала убирать руку, вместо этого обхватывая пальцами всё его мужское достоинство, врезаясь ногтями всего лишь в джинсовую ткань. Так и хотелось оторвать ему всё важное. Я разозлилась, а он на это усмехнулся, рождая мурашки от хриплой ноты.