У чужих берегов

Что он за фигура? Сельсоветские сообщили: середняк. Не из «крепких». Избирательных прав не лишался... Всегда был лоялен и – незаметен...

– И ни туда ни сюда, – сказал председатель сельсовета, – серединка на половинке, бездетный. Одна взрослая дочь. Живет не то чтобы... но в достатке. Самообложение – без звука!

– Верующий крепко?

– А черт его знает! Известно: старостой бы община не выбрала, еслив был нашей веры...

Где же искать кончик той невидимой нити, которая протянулась к колоколу-легенде? Откуда она, эта нить, начинается? Ясно одно: присутствие человека на старой звонарне – исключается... Ну и чертовщина!

Вечерело.

Наскоро поужинав у председателя сельсовета, я побрел на квартиру Тихомирова. Встретил он меня неприязненно.

– Почему сняли милиционера?

– А чего зря морозить человека?

– Гм. Ну, получается что по вашей линии?

– Рановато... Такие дела в один день не делаются...

– Смотрите, как бы не опоздать, – угрожающе бросил Тихомиров и отвернулся.

– Подожди, не злись... Скажи лучше вот что: кто у тебя в группе бедноты?

– Председатель – Мокеев. Извечный батрак, коммунист. Члены: учительша. Пожилая. Беспартийная, но наш человек. При Колчаке арестовывалась… Три бедняка здешних, два – коммунисты, третий – беспартийный. Всех троих колчаковцы пороли... Бывшие партизаны... Ну, известный тебе предсельсовета. Коммунист... Избач здешний – молодой парень, комсомолец, из округа прислан. Еще Антипов, председатель батрачкома бывший. Коммунист... Я сам... Вот и весь комитет. Село богатое, мужики зажиточные – большой бедняцкой группы тут не сколотишь.

Возвращаясь, я думал: заседания бедняцких групп всегда засекречены. Следовательно, в первый день о принятом решении могут знать только члены группы. Между тем число «звонов» всегда совпадает с числом детей раскулачиваемого. Значит... Значит, там сидит предатель!

Ночью выпал свежий снежок-пороша. Улицы и крыши обросли двухвершковым белым пушком. Хорошо бы сейчас зайца потропить!

– Ох и не говорите! Прямо душа не терпит! – согласился ночевавший вместе со мной в сельсовете старший милиционер Прибыльцов, с которым я на рассвете поделился своими охотничьими соображениями. – Сейчас косого проследить: раз-два – и в дамки!

– Вот и начнем сегодня охоту... Отправляйтесь сейчас на квартиру Тихомирова и тихонько скажите ему, что я прошу провести заседание комбеда как можно раньше. Часов в двенадцать дня... И – обязательно – в полном составе. А потом вернитесь ко мне.

– Слушаюсь!

К полудню мы с Прибыльцовым обошли церковь и колокольню, сделав окружность. Никаких следов на белой целине...

– Да... Заяц не бродил...

Милиционер смотрел на меня непонимающе.

– Вам, товарищ Прибыльцов, придется теперь опять здесь подежурить... Часа три-четыре... Не замерзнете?

– Привык уже...

– Время от времени делайте обход. Чтобы ни одна душа не прошла в наш круг.

– Слушаюсь!

В час дня председатель сельсовета стал надевать шубу.

– Поди собрались все... – и шепнул мне в ухо: – сёдни Крюкова будем решать! Ух, зараза! При колчаках дружина святого креста у ево каждый наезд ночевала... При Николашке-царе бакалейку держал.

– А батраков?

– Не-е! Крюков – умный! Знает, что к чему. Он скотом промышляет. И по сю пору в евонных пригонах коровенок до сорока, а овечек и не счесть! По весне окрестным мужикам втридорога продаст... Вот какой гад! Одно плохо: малолетков пятеро...

– Ничего не поделаешь, председатель... Вот что... просьба у меня: запомни, кто на заседании первый спросит, сколько детей у Крюкова? Кто из членов группы первым поинтересуется? Понятно?

– Чего ж тут не понять? Значит: кто первый о детях заговорит. А если не заговорят?

– Ну и хорошо... Сами этот вопрос не задавайте ни в коем случае.

Часа через полтора председатель сельсовета затоптался на крыльце, стряхивая снег с валенок. Вошел возбужденный.

– Записали! Пущай проедется с ветерком в северные страны! Вечор на евонное добро замки навесим, поставим караулы...

– Против не было?

– Нет. Единогласно!

– А как с моей просьбой?

– Чуть не забыл! Протокол писал избач Поливанов Федьша. Он и спросил. Избач-то в селе человек новый, недавно у нас. Ну, я велел в протокол не записывать...

– А раньше записывали состав семьи?

– Да вроде нет. Ну, разговоры, конечное дело, были...

– Избач молодой, пожилой?

– Молодяк... калека он. Хромоногий. Окроно прислало... Славный парнюга... Толковый, безотказный.

– Подскажи: где живут члены группы бедноты?

– А вот дойдете до проулка, влево отсель, там спросите, в которой избе Мокеев Андрюха – председатель. Он вам все обскажет и проводит... Может, коня запрячь?

– Нет, пешком схожу.

Я брел по широкой улице...

Впереди замаячила церковь. И вдруг я остановился на полушаге...

По селу пронесся тонкий певучий звук. Будто натянутую струну отпустил музыкант, и она пожаловалась: тлинь-н-нь...

Струна пропела с равными короткими промежутками пять раз. И все замолкло...

Скорей, скорей к церкви!

Но меня уже опередили.

На почтительном расстоянии от звонарни стояла группа сельчан. Перешептывались, смотрели ввысь, словно стараясь увидеть небесного посланца, пробудившего к жизни древний колокол.