У

- Прекрасно, прекрасно, товарищи! Но в этом деле, как и во всяком, имеется свое "но". Это "но" заключается в том, что вот, допустим, я составил поэму о двух бригадах или вообще о вашем заводе. В силу характерного воздействия на искусства я сошлюсь на роман "Соть", после появле-ния которого бумфабрики заметно снизили свою продукцию, исходя из того, что если есть прево-сходный роман о бумаге, то вряд ли нам нужна таковая,- завод приобретет гордость. А чем здесь гордиться? Старая галоша, ботик Петра Великого, болото, гнилое бревно в болоте! Ведь если придет ответственный товарищ или даже вождь,- а он непременно придет,- зачем же иначе существуют стихи и поэзия вообще, то что же он увидит, чем вы гордитесь? Что же, скажет, ты воспел, Черпанов, разве нет для тебя более подходящего строительства? И действительно, помой-ка посреди двора, цеха, похожие на конюшни,- куда ты нас обмакнул?

Молчат.

Савченко, должно быть, больше всех хотелось воспеться или просто в силу своего легкого мышления, но он раньше всех спросил:

- А если, товарищ Черпанов, попробовать все-таки?

- И пробовать не стоит. Опозоришься.

Я еще раз пожал им руки. "Пора обрушиться",- подумал я, и я врезался в свою идею, я засыпал рабочих цифрами, я заставил их неметь перед пространствами, которые осваивались при моей помощи, я их заквасил своими мыслями, заставил восстать, поглотить, впитать, чтоб дело свелось к одному и тому же:

- Но увязли вы не настолько, что и нет эффектного выхода, товарищ Савченко, и вы, това-рищ Жмарин.

- Какой же эффект нам доразвернуть?

- Выход и простой, и сложный. Простой потому, что я являюсь инициатором данной просто-ты, а сложный потому, что дело за вами - создавать эту сложность или нет. Я причислен, товари-щи, к части поэтов, правда, но кроме того, я уполномоченный по вербовке рабсилы для Шадрин-ского металлургического комбината. Вот вам цифры...

Я впрыснул цифры, просмотрел пространства, присоединил к ним климат и охоту, на всякий случай, и после последовательного соединения вытащил главное заключение:

- Как видите, товарищи, совершенно необходимо менять вам место. Там, на широком масштабе, развернем мы ваши методы и ваши навыки. Митричук! С тобой будут пить водку самые смелые люди Союза.

Обеденный перерыв кончался, да и, кроме того, к нам шел технорук Васильев. Я успел сунуть бригадирам свой адрес. Жмарин нерешительно мял адрес в пальцах, а затем сунул его в карман. Ясно, я нанес ущерб гвоздильному заводу.

- Ты сколько жалованья-то получаешь? - спросил вдруг Жмарин.

- Триста.

- И суточные, небось?

- Обрушиваются и суточные.

Жмарин взял меня легонько за руку:

- Мы тебя, дорогой наш товарищ Черпанов, уважаем. Стихов мы твоих не читали, а если печатают, при нашем бумажном кризисе, значит, стихи нужные. И что хлопочешь насчет рабсилы - хорошо. Пиши ты свои стихи, получай суточные, а в смысле рабсилы: подальше.

- Отказ? Все - отказ?

- Зачем отказ? Ты посуди сам: к нам за пятидневку уже восемь уполномоченных набегло. Один за фотографа себя выдал, второй санитарный врач, двое - родственниками прикинулись, а один, окаянный, официантом в столовую затесался; по переулкам в роли нищих пристают. Житья нету, товарищ Черпанов. Не будь ты поэтом, мы б тебе просто по шее...

- Я поэт. Разве другие перед вами так выступали?

- Хуже.

- Вот вы и сравните: какое у них строительство и какое у меня. Урал. Поблизости Кузбасс. Рыба. Охота. Раков сколько угодно. Пивной завод. Молоко пять копеек кружка, а в Москве лупят шестьдесят.

- Знаю. Я, брат, живал и в Шадринске. Теплый город.

Смотрю, рабочие рассеиваются.

- Отказ?

- Для того, чтобы отказывать, товарищ Черпанов, надо раньше переговоры вести, а какие здесь переговоры, если ты нас от работы оторвал.

- Не финти, Жмарин. Обеденный перерыв.

- В обеденный у нас актеры когда выступают. Сосчитаем и тебя за актера. Зачем нам тебя в контору волочь? Попрут тебя в милицию... Вот не будь ты поэт...

Я отошел. Всыпали, сморщили! Опять в одиночной упряжке Черпанов. Очень обидно мне было, Егор Егорыч. Стоял я, думал: что бы такое выхватить сверкающее из ножон. Обрызгать, убаюкать, но не поверхностным, а рассудительным, благоразумным. Савченко приблизился к Жмарину. Заискивает Савченко! Еще одна обида. Слышу, говорит:

- Трепанье случилось.- Жмарин молчит, ждет. Савченко выбивает из себя.А если он, действительно, актер? Черпанов. Знакомая фамилия.

- Зачем ему быть актером?

- А если номер у него такой для перерыва.

- Да ведь и не смешно, и не скучно.

- Для размышления.- Савченко загнал себя в последнее признание и с натуги покрылся даже потом.- Я на карту ставлю, Егор Петрович, свою неправильность. А не обижайся.

- Да чего мне обижаться, дорогой товарищ наш Савченко.

- С Митричуком, когда будешь пить, позови. А переману лучших в бригаду и отказаться недолго.

- Зачем? Не вредно, если в меру. Мне, скажем, переманивать труднее, у тебя авторитет крупнее.

- Будто и крупнее.

- Я тебе говорю. Я знаю, у кого крупнее, у кого легче. Тили-били разводим, а как до работы дойдет, так в самый ужасный прорыв двигаем Савченко. Лето отличное. По грибы скоро поедем.