Тысяча порезов (ЛП)

— Да, я вижу, что она красива. — Ее голос был более резким, чем я ожидала, основываясь на мягкости ее черт. Не враждебный. Просто сильный. — Мой муж был так увлечен красотой, что даже не представился. — Она сделала это замечание подразнивающим голосом. Но это намекало на то, что у нее была вся власть, несмотря на то, каким грозным мог быть ее муж.

— Для этого у меня есть жена, — ответил он.

— У которой тоже есть имя, — усмехнулась она, сжимая мои руки в своих. Не рукопожатие. Ласка. По-матерински.

Нечто, что нельзя подделать. Они хотели, чтобы я чувствовала себя желанным гостем, чувствовала себя комфортно, даже несмотря на то, что они знали реальность ситуации. Я почувствовала, что потеряла равновесие. Пришла, нарядилась, готовая стрелять репликами в неизвестных людей, или преступников, или кого там еще, черт возьми.

Я не была готова к этому. К этим людям. Мафиозная версия Курта Рассела и Голди Хоун.

— Я — София, — женщина, все еще держа меня за руки, сжала их. Хотя ее голос был безупречен, что-то блеснуло в ее глазах. Что-то удивительно похожее на отчаяние.

— А это мой муж, Винсенций.

Я моргнула.

Винсенций Каталано. Бывший руководитель различных компаний, связанных с семьей. Он был главой семьи.

Бывший глава гребаной мафиозной семьи. И он был теплым. Дружелюбным. Он мне нравился.

— Мы так рады, что Кристиан наконец женится, — добавила она, еще раз сжимая мои руки, прежде чем отпустить.

Мужчина, о котором шла речь, тот, кто оставался на заднем плане во время этого обмена репликами, появился у моего локтя.

Он стоял совсем близко. Пальцами коснулся моих, когда протянул мне «Олд фешен», затем прижал их к пояснице. Мы были близки так, как только могут быть близки люди, но это ощущалось по-другому. Он протягивал мне мой любимый напиток, стоя с двумя людьми, которые разговаривали с ним как родители, наблюдающие за происходящим со счастьем и одобрением.

— Ты уже начала все планировать? — спросила София.

В животе у меня заурчало.

Да, я начала планировать. Планировать побег и уничтожение семьи преступной организации.

— Нет, все произошло довольно быстро. — Я многозначительно посмотрела на Кристиана. Чего я не сделала, так это не вырвалась из его объятий. Не выплеснула свой напиток ему в лицо и не закричала во всю глотку, как хотела.

— Могу себе представить, — сказала София с блеском в глазах. Женщина все знала. Она не дружелюбная мамочка, даже сейчас, на склоне лет. Они оба были опасны, я это чувствовала.

— Ну, не волнуйся, милая. Вот для чего я здесь. Я помогу тебе подготовиться к свадьбе. Спланировать все, если хочешь. Ты, наверное, очень потрясена.

Я обратила глаза к Кристиану. Он уже наблюдал за мной. Я почувствовала электрический разряд, когда наши взгляды встретились.

— Да, потрясена — не то слово, — ответила я, не сводя глаз с Кристиана.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, молча бросая вызов.

Смешок пробил тот пузырь, в котором мы на мгновение остались.

Я неохотно отвела взгляд от Кристиана, чтобы посмотреть на Винсенция, ухмыляющегося от уха до уха.

— Я думаю, что все получится, — кивнул он понимающе. — Ты идеально подходишь ему, дорогая.

Я крепче сжала свой бокал, готовясь ответить, но рука Кристиана сжалась на моей талии.

— Да, он встретил достойного соперника, это точно, — ответила я, хотя и не сводила глаз с Кристиана, дабы убедиться, что он понял, о чем я говорю.

Я объявляла ему войну.

*** 

Ужин продолжался несколько часов.

Мне все нравилось.

Признать это было трудно. Чертовски трудно. Мне нравились Винсенций и София, несмотря на то, кем они были, несмотря на то, что они знали. Они были милыми. Обаятельными. Но с некоторым преимуществом.

Это было совсем не похоже на ужин с родителями Пита, который всегда был напряженным, спорным, неудобным, несмотря на усилия его матери. Единственная причина, по которой все не убивали друг друга, заключалась в выпивке.

Но здесь нет никакого напряга. Лишь факт того, что я здесь против своей воли. Факт, о котором забыла на протяжении большей части ужина.

Я не знала, какого разговора ожидать от нынешнего и предыдущего Дона мафии и женщины, которая явно была частью повседневных дел семьи. Возможно, разговоры о взятках, убийствах, конкурирующих семьях, пытающихся забрать то, что принадлежало им… Но ничего такого. София задавала вопросы о моей работе, о моей матери — хотя она быстро ушла от темы, когда я сказала, что мама умерла, таким тоном, который давал понять, что я не хочу говорить об этом. В ее глазах была нежность, сочувствие, которое чуть не заставило меня расплакаться. Просто немыслимо. Я ни разу не плакала из-за своей матери. Ни когда она рассказала мне о своем диагнозе, ни когда ужасная болезнь забрала ее, и даже когда ее предали земле. Но здесь, в том, что я считала холодной и негостеприимной средой, мои эмоции рвались на поверхность. К счастью, я проглотила их обратно, когда разговор вернулся к ужину, новому шеф-повару, политике и литературе.