Тысяча порезов

Я сама удивилась тому, насколько безжалостно это прозвучало. Насколько искренне. Конечно, у меня вполне могло быть убийство в крови, мой отец мог быть серийным убийцей. Но я, Сиенна Риджес, была сторонницей мира, любви и ненасильственного разрешения конфликтов. Несмотря на все мои странности и мрачность, я не получала удовольствия от насилия. Возможно, это было результатом того, что я видела свою добрую, милую маму, скрывающую синяки и порезы от мужика, который считал своим правом бить женщину. Или, может быть, потому что я предпочитала использовать остроумие и смекалку, чтобы навредить мужчинам. Такие порезы были намного глубже.

Но, похоже, столкнувшись с каким-то боссом мафии, у которого сложилось впечатление, что я теперь его собственность — его будущая гребаная жена, — я собираюсь вытащить свою задницу из этой ситуации с кровью на руках. С убийством на душе.

Что-то подсказывало мне, что у этого человека и руки в крови, и душа тоже.

— Ты не сбежишь и не сдашь меня полиции, — спокойно заявил он.

Я положила руку на бедро.

— И что заставляет тебя так заблуждаться?

Его глаза не отрывались от моих.

— Джессика Гонсалес. Ее сын Илай. Живущие в многоквартирном доме в Проспект-Хайтс. В хорошем районе, в хорошем здании, которое почти невозможно найти за такую цену.

Он снова переместился за свой стол, взглянув на стопку бумаг, лежащих там.

Я стояла как вкопанная, едва дыша, когда его слова сжали мое сердце. Моя губа скривилась, я в отчаянии впилась в нее зубами.

— Насколько я понимаю, вся ее семья такая, — продолжил Кристиан, глядя на меня снизу вверх. — Иммигранты. Хорошие, трудолюбивые люди. Каким бы прекрасным ни было здание, его безопасность — ничто для матери-одиночки. С другой стороны, при ее зарплате у нее не так уж много выбора. Она платит за квартиру, помогает своей семье, водит сына в частную школу, — Кристиан говорил спокойно. Как ни в чем не бывало.

Из всех угроз, которые он мог бы сделать… Меня не шокировало, что он не использовал Пита. Он был достаточно умен, понимал, что мне на него насрать. И я была бы готова разоблачить его. Но в этом мире было только три человека, о которых я заботилась. И он нашел их.

Он причинил бы боль невинной женщине и ребенку, если бы я ему отказала. Он такой человек. Холодный. Беспощадный. Без морали. Черты, которые привлекли меня в первую очередь.

И мои же желания привели к гибели.

Даже если бы был шанс, что он блефует, я бы им не воспользовалась. Есть много вещей, с которыми я могла бы жить, обременяя свою совесть. Но не это. Не они. Люди, которым удалось найти кусочки моего сердца, те немногие избранные, которые не были извращенными, гнилыми, уродливыми.

— Ты чудовище, — усмехнулась я.

Он приподнял бровь.

— Разве это не то, что тебе нравится во мне?

Я впилась ногтями в ладони, нуждаясь в боли, чтобы остановить слезы, покалывающие глаза. Одной из вещей, которые я ненавидела в себе, была моя склонность плакать, когда я сильно злилась. Из-за того, что наше общество пыталось пристыдить женщин за то, что они испытывают гнев, дабы предостеречь их от его выражения. Сердитые женщины были нежелательны. Не женственны. На них смотрели как на сумасшедших.

Слезы были протестом моего тела против всей ситуации. Мои эмоции вырвались наружу единственным возможным для них способом. Что только укрепило идею о том, что женщины чрезмерно эмоциональны и неуравновешенны. Слабы.

— Можешь заставить меня выйти за тебя замуж, — прошипела я. — И я сделаю это, потому что я не такое чудовище, как ты. Но на этом все. Ты никогда больше не прикоснешься ко мне, — поклялась я.

— Ты будешь моей женой, Сиенна, — ответил он. — Во всех отношениях, — его глаза светились чувственным смыслом, стоящим за его словами, и мое гребаное тело откликнулось.

— Это изнасилование, — кипела я. — То, о чем ты говоришь, среди множества других очень незаконных и морально порочных вещей, — это изнасилование.

Мой голос дрожал, когда я говорила. Колени едва держали меня, и каждая клеточка тела кричала бежать. И все же я осталась на месте.

Я наблюдала, как он встал, обошел стол и направился ко мне. Подкрадывался. Его шаги эхом отдавались в голове, сердце колотилось так громко, что казалось, он слышит.

Почему я не убегала? Почему я хотя бы не пыталась бороться?

Потому что на каком-то уровне я хотела, чтобы он подошел ближе.

Мое тело получило сигнал, когда он был всего в нескольких футах от меня, и я быстро попятилась, книги с грохотом посыпались на пол, когда я врезалась в книжную полку. Я их почти не замечала. И это не остановило Кристиана. Он поднял руки, чтобы опереться на полку по обе стороны от моего лица, прижимая меня к себе. Заманивал меня в ловушку.

Его тело было теплым, он прижимался ко мне, поглощал меня. Страх и возбуждение смешались внутри.

— Мы с тобой оба знаем, что мне не придется принуждать тебя, — пробормотал он, его губы были в нескольких дюймах от моих.

Его рука скользнула вниз по бокам моего тела, пока не достигла подола платья, пробежав по моему бедру, обтянутому чулком.