Тысяча и один день

«Хотят»... Щенки. Неразумные эгоистичные детишки. «Это моя песочница, а ты сюда не лазай, а то я тебя совочком...» Игроки в пограничную стражу. А может, даже дети, играющие в рыцарей, готовых смести железной лавиной толпу презренных сарацин, а кони их разумны, но слепо повинуются малейшим движениям узды и шпор, они привыкли повиноваться, они любят повиноваться, без всадников им нестерпимо скучно и одиноко... и что с того, что приказы всадников неразумны?

Разве добрая нянька обидит убогого разумом? Даже если убогий по неразумию сломает живое дерево?

А ведь уже вовсю ломает. Резвятся детки. Но можно, наверное, отвлечь их от игры новой игрушкой. Поманив, например, телепортацией – всеобщей, а не только для избранных...

– Ладно, – цежу я сквозь зубы. – Что будем делать?

– Я приму решение.

Браво!

– Тебе не кажется, что я тоже имею право голоса? – с неуместной угрозой в голосе осведомляюсь я.

– Нет.

– А каковы возможные варианты решений?

– Основных – три. Воспринять тебя как второго подопечного. Доставить тебя в нашу систему для изучения. Изучить здесь и ликвидировать.

Очень мило. Крыса-мутант. Интересный объект для вскрытия.

– Когда ты решишь?

– Не знаю. Я думаю.

– Покажи мне нашу эскадру, – прошу я.

Часть «стены» делается прозрачной. Солнце – яркая горошина. Правее и выше – россыпь медленно тускнеющих точек. Это не звезды.

– Приблизить?

– Нет, не надо. – Мотаю головой.

Они уходят. Часть Четвертой эскадры все же уцелела в бойне и теперь будет долго тащиться до Цереры. Ни пуха вам, ребята. А ты, Мардж, береги себя и то, что в тебе...

– Ты слушаешь меня? – обращаюсь я к чудовищу, внутри которого нахожусь. – Ну, я – ладно. Не о том спрашивал. Как насчет Земли?

– Ситуация доведена до сведения других особей, поддерживающих то, что ты называешь барьером. Принятие общего решения потребует значительного времени. Мы никогда не торопились, поэтому и успели так много.

– А если Земля сгорит раньше, чем вы примете свое дурацкое решение? – рычу я.

– Возможно, так и произойдет, – бесстрастно соглашается корабль. – Устранение проблемы избавит нас от необходимости принимать решение.

– А тебе не кажется, что ты сволочь?

Она молчит. Нянька не может быть сволочью. Любые ее действия по тетешканью неразумного младенца – оправданы.

Погано-то как...

Я сижу на мягком полу во внутренней камере живого звездолета и уже не знаю, что мне делать. По-прежнему три «же», и я бы лучше лег, но противно прикасаться всем телом к этому... к этой... Брезгливо как-то.

А барьер по-прежнему движется к Земле – вернее, это Земля, увлекаемая Солнцем, несется на него, но какая разница? Не повезло человечеству, его светило выбрало не ту орбиту... А если все же случится чудо и Земля уцелеет – изменится ли на ней что-нибудь?

И главное – ТАМ ничего не узнают ни о том, чем же все-таки окончилась операция «Эгида», ни о том, что...

– Первоматерь! – Я хлопаю себя по лбу. Олух! Осел! Эксмен безмозглый!

– Тебя что-то тревожит?

– Да! – ору я так, что обморочный Двускелетный вздрагивает. – Я забыл на Ананке свои записи! Они должны были попасть на Землю!

– Необходимость в передаче знаний?

– Да!

– Попытаюсь. Не мешай.

– Что-о??

Тишина мне ответом. Лишь скребут о панцирь лапки Двускелетного. Наверное, он и впрямь оживет, прочные они. Хорошо иметь два скелета.

Проходит, наверное, не меньше часа, прежде чем корабль нарушает молчание:

– Можешь поговорить.

– С тобой? Еще успею...

– Я нашел и скопировал личность того, о ком ты подумал в первую очередь, – любезно сообщает мне мое чудовище. – Сейчас передаю ему то, что у тебя в голове. Потом отошлю его обратно.

В мягкой живой стене бледнеет прямоугольник, и я догадываюсь, что это имитация экрана, лишь тогда, когда на нем появляется знакомое лицо. С минуту виртуал Войцех Вокульский изучает меня с ироническим прищуром, затем его губы раздвигаются в улыбке, и он произносит:

– Здравствуй, Тим.

– Здравствуй...

– Ты видишь, они нашли для себя хоть какую-то цель, – говорит он совсем не то, что я от него жду. – Пусть даже чужую цель, пусть всего лишь суррогат цели...

Я молчу.

– И на Земле очень многим кажется, что цель давным-давно найдена: жить. Просто жить. Вся наша цивилизация построена на этом принципе: продлить себя в бесконечность, а там будь что будет. Но это ошибка.

Я жду. Что он еще скажет?

– А мы, Тим? Можем ли мы предложить что-то еще? – спрашивает он, и я понимаю: вопрос не риторический, Вокульский не знает ответа и в надежде получить его хватается даже за такую тонкую соломинку, как я.

И я не знаю, что ответить.

ЭПИЛОГ