Тысяча и один день

– Кто он? – Я указываю на скорчившуюся «черепаху», вяло шевелящую лапами. Настоящая черепаха не может скорчиться, но сейчас такие тонкости меня не занимают.

– Мой симбионт, – немедленно отвечает корабль. – Хозяин. Жилец. Подопечный. Наездник – в кавалерийском, а не энтомологическом смысле. Трудное понятие для твоего восприятия. Нет прямых аналогов.

– Ты что, живой?

– Да.

– Какой же он, к Первоматери, экипаж? – бормочу я. – Стой!.. Это он приказал тебе и таким, как ты, держать барьер?

– В некотором смысле – да.

– И ты выполняешь, сволочь?!!

– Я выполнял, – бесстрастно уточняет он, меняя настоящее время на прошедшее. – Остальные – выполняют.

– Вас много?

– Да.

Вот так. Ну и чего ты добился, Тим Гаев? Твоя взяла, да? С безумным риском изъял один камешек из горного обвала? И ждешь, очевидно, благодарности от признательного человечества?

– Значит, уничтожение всего не-вашего будет продолжено?

Секундная пауза. Впору задействовать еще одну гранату – уже для себя. Затем он говорит с хорошо заметной неуверенностью в голосе:

– Теперь не знаю. Возможно – нет. Решение будет принято позже и не только мною...

Я уже не сижу – я валюсь навзничь, на мягкий теплый пол, широко раскинув руки. Уф-ф!.. «Не знаю» – уже хорошо. Это даже очень много! Роскошно много!

Но живые звездолеты... С ума сойти. А мы-то ожидали продвинутой машинерии будущего...

– А в чем дело? – спрашиваю я, сам дивясь тому, как быстро мой голос приобретает нагловатый тон. – Почему, собственно, «теперь»?

– Дело в тебе. В твоем отношении к моему... назовем его все-таки подопечным. Это немного ближе по смыслу.

Что-то туп я стал. Молчу, пялюсь на «черепаху» и стены, не могу сразу осмыслить.

– Значит, если бы я убил этого... урода двускелетного?..

– Ты бы проиграл. Почему ты не добил его?

– Зачем тебе знать? – бурчу я.

– Любопытно.

– Мне тоже... – Я пожимаю плечами. – Не знаю...

– Ты не контролируешь процессы высшей нервной деятельности?

– Не знаю! – рявкаю я. – Тебя устраивает такой ответ?

– Да.

И на том спасибо.

– Кто ты все-таки? – спрашиваю я. – Слуга? Извозчик? Работник по контракту?

– Слуга. Хозяин. Наставник. Нянька. Нет адекватного понятия.

– А кто я тебе? – задаю я насущный вопрос.

– Гость и возможный симбионт. Я подумаю.

Ничего не понимаю.

– А если бы я убил твоего симбионта – стал бы трупом?

– Нет. Мне нужны вы оба. Мой симбионт был бы восстановлен, я умею восстанавливать живую органику, а ты стал бы пленным и был бы доставлен на центральную планету нашей цивилизации для всестороннего изучения. То, что вы называете барьером, в правильно вычисленный вами срок полностью стерилизовало бы вашу систему. Для изучения вполне достаточно одного экземпляра.

Вот как. Эксмен медведя поймал. «А он меня не пускает...»

– Зачем весь этот цирк? – кричу я. – Чтобы поймать меня в ловушку? И для этого ты пожег половину эскадры?! Почему нельзя было просто пленить любую капсулу? Почему в бою с нашей эскадрой участвовал ты один? Скажешь, не рисковал?

– Моя миссия особого свойства.

– Да? – Я безуспешно пытаюсь изобразить сарказм.

– Нашим подопечным нужен ты, а не кто-то другой.

– Почему?

– Ты медленно мыслишь, Тимофей Гаев. Подумай, чем ты отличаешься от других представителей твоего пола.

Понятно... Эксмен-уникум.

– Вы не владеете телепортацией? – пытаюсь угадать я.

– Владеют только самки.

Когда изнеможение прерывает мой истерический смех, она показывает мне картинки. «Она» – потому что живые корабли, способные преодолевать межзвездные расстояния, бывают только женского пола. Зато голос ее как был, так и остался низким баритоном – наверное, так ей удобнее.

– Шесть миллионов ваших лет тому назад...

Желтоватое солнце едва пробивается сквозь облачный покров. Темновато и мрачновато. По очень пологим склонам дюн ветер гонит песок. Кой-где укоренились низкорослые кусты, но не видно ни одного дерева. Растения предпочитают стелиться по земле. Наверное, планета в самом деле тяжела – корням нет смысла держать неподъемные стволы. Какие-то мелкие существа снуют возле растений; одни из них выкапываются из песка, другие закапываются обратно. Ни одной птицы в небе.

По склону дюны, руля лапами, скользит на брюхе существо покрупнее копошащейся в песке мелочи. Я улавливаю сходство с моим противником – почти такой же панцирь, такое же, только поменьше, полушарие головы... Работая лапами, существо держит в жвалах нечто вроде слабо шевелящейся лианы. Мелкие животные, брызнув врассыпную, стараются побыстрее зарыться в грунт.

Одно не успевает. Касание лианой – мелкая тварь дергается и замирает. Бросив лиану, крупное существо вонзает в добычу жвалы...

– Это наш предок, – поясняет корабль. – Наш общий предок с нашими подопечными. Высшая форма живой материи на тот момент.

Понятно. У нас примитивный гоминид, соплеменник Люси, подобрал подходящий по весу и форме камень и огрел им зазевавшегося бородавочника – их первопредок научился пользоваться стрекательной лианой. Аналогия.

– Три с половиной миллиона лет назад...