- Я было, ваше сиятельство, имел честь заезжать сегодня к вам, но мне отказали, - проговорил князь. В голосе его тоже слышалось почтение.
- Да, я сегодня рано выехал, - отвечал старик протяжным тоном, как бы говоря величайшую истину.
- А что баронесса? - спросил князь, обращаясь к Полине.
- Ах, баронесса - ужас, как меня сегодня рассердила! Вообрази себе, я ждала вот графа обедать, - отвечала та, показывая на старика, - она тоже хотела приехать; только четыре часа - нет, пятого половина - нет. Есть ужасно хочется; граф, наконец, приезжает; ему, конечно, сейчас же выговор не правда ли?
- Да, выговор, и строгий, - отвечал старик с улыбкою.
- А ее все-таки нет! - продолжала Полина. - И вообрази, в шестом, наконец, часу явился посланный ее: пишет, что не может приехать обедать, потому что сломалось что-то такое у тильбюри, а она дала себе клятву на дачу не ездить иначе, как самой править.
Граф покачал головой.
- Премилая женщина! Я ее ужасно люблю. Ах, какая милая! N'est ce pas?[104] - обратилась к нему Полина.
- Да, c'est une femme de beaucoup d'esprit[105]. Я ее знал еще ребенком, и тогда уж в ней видно было что-то такое необыкновенное. Une femme de beaucoup d'esprit! - прибавил он.
- Ax, да, да! - подтвердила Полина. - Ну, что вы? Скажите мне, как вы? - обратилась она к Калиновичу, видимо, желая вызвать его из молчания.
- Слух, который мы имели о monsieur Калиновиче, совершенно несправедлив! - подхватил князь.
- Неужели? - спросила Полина, как бы немного сконфузясь.
- Совершенно несправедлив! - отвечал Калинович, сделав при этом гримасу пренебрежения.
- Скажите! - произнесла Полина и тотчас же постаралась переменить разговор, обратясь с каким-то вопросом к старику.
- Баронесса, кажется, приехала! - произнес князь.
- Ах, как я рада! - воскликнула Полина, и в ту же минуту в комнату проворно вошла прелестнейшая женщина, одетая с таким изяществом, что Калинович даже не воображал, что можно быть так одетою.
- Bonjour, prince! - воскликнула она князю. - Боже! Кого я вижу? Дедушка! - прибавила она потом, обращаясь к старику.
- Опять дедушка! - отвечал тот, пожимая плечами.
- Нет, нет, вы не дедушка! Вы молоденький, - отвечала резво баронесса. - Bonjour, chere Полина! Ах, как я устала! - прибавила она, садясь на диван.
- В тильбюри? - спросила ее Полина.
- Конечно. И представь себе, какая досада: я сейчас потеряла браслет и, главное, - подарок брата, сама не знаю как. Эта несносная моя Бьюти ужасно горячится; я ее крепко держала и, должно быть, задела как-нибудь рукавом или перчаткой - такая досада.
- И барон вам позволяет самой править?
- О, я не слушаюсь в этом случае: пускай его ворчит.
- Рукой уж, видно, махнул! - произнес с улыбкою старик.
- Еще бы! - подхватила баронесса. - Ах! A propos[106] о моем браслете, чтоб не забыть, - продолжала она, обращаясь к Полине. - Вчера или третьего дня была я в городе и заезжала к monsieur, Лобри. Он говорит, что берется все твои брильянты рассортировать и переделать; и, пожалуйста, никому не отдавай: этот человек гений в своем деле.
- Всех много; куда же? - проговорила Полина.
- Непременно, chere amie, все! - подхватила баронесса. - Знаешь, как теперь носят брильянты? Rapellez vous[107], - обратилась она к старику, - на бале Вронской madame Пейнар. Она была вся залита брильянтами, но все это так мило разбросано, что ничего резко не бросается в глаза, и ensemble был восхитителен.
- Vous avez beaucoup de perles?[108] - спросил старик Полину.
- Так много, что уж даже скучно! - отвечала та.
- Дайте нам посмотреть... пожалуйста, chere amie, soyez si bonne[109]; я ужасно люблю брильянты и, кажется, как баядерка, способная играть ими целый день, - говорила баронесса.
- Ну, что? Нет... - произнесла было Полина.
- Я сейчас достану, - подхватил князь.
- Ayez la complaisance[110], - сказала ему баронесса.
Князь ушел.
- Недурная вещь! - говорил он, проходя мимо Калиновича и давая ему на руки попробовать тяжесть ящика, который Полина нехотя отперла и осторожно вынула из него разные вещи.
- C'est magnifique! C'est magnifique![111] - говорил старик, рассматривая то солитер, то брильянты, то жемчужное ожерелье.
- Однако как все это смешно сделано. Посмотрите на эту гребенку: ах, какие, должно быть, наши бабушки были неумные! Носить такую работу! воскликнула с разгоревшимися взорами баронесса.
- На днях мы как-то с кузиной заезжали, - отнесся к старику князь, - и оценивали: на двести тысяч одних камней без работы.
- Вероятно, - подхватил тот.
После разговора о брильянтах все перешли в столовую пить чай; там, стоявший на круглом столе старинной работы, огромный серебряный самовар склонил разговор опять на тот же предмет.
- Вот с серебром тоже не знаю, что делать: такое все старое... произнесла Полина.