Ты знала

Жизнь не стоит на месте, поняла я, отводя взгляд. Хочу я того или нет, мы здесь, сейчас, в машине. Без него. Перемигиваемся, будто ничего не случилось. Прошел год с тех пор, как его не стало.

Я отчаянно тосковала по Сэму. Мне хотелось произнести его имя вслух, чтобы вы оба услышали. Он тоже должен был ехать с нами.

Я оглянулась на Вайолет, сидящую на заднем сиденье, достала из сумки упаковку бумажных платочков, достала один и кинула в нее. Она молча наблюдала, как он приземлился ей на колени. Я вытащила еще платочек и еще. Ты оторвался от дороги, посмотрел на меня, потом в зеркало заднего вида на Вайолет. Она встретилась с тобой взглядом и отвернулась. Заднее сиденье было усыпано бумажными платочками.

Раньше, когда Сэм плакал в машине, я развлекала его таким образом. Мы бросались платочками, пока жалобный плач не переходил в радостный смех. Иногда мы изводили целую коробку; в машине было белым-бело, дети заходились от смеха, а мы с тобой улыбались, усталые, но довольные.

Вы с Вайолет не произнесли ни слова. Когда пакетик опустел, я положила его на приборную доску, у тебя на виду. За окном проплывали поля. Помню, я смотрела на них и думала – вот бы бежать и бежать, пока ты меня не поймаешь за капюшон куртки. Если ты вообще побежишь за мной.

Уложив Вайолет спать, я спросила тебя, не нужно ли показать ее кому-нибудь. Детскому психологу, например, пусть поможет ей справиться с утратой. Она с такой неохотой говорит о Сэме.

– Я считаю, она отлично справляется сама. Не думаю, что это необходимо.

– Тогда, может, мы с тобой сходим на семейную терапию? – Мы с тобой тоже не разговаривали о Сэме. Ты ни словом не обмолвился о бумажных платочках.

– У нас все в порядке. – Ты поцеловал меня в лоб. – А ты сходи. Одна. Попробуй еще раз.

Я бесцельно бродила по притихшему дому.

Ты строил макет здания у себя в кабинете. По рабочему столу были разбросаны инструменты: суперклей, подложка, набор резаков со сменными лезвиями. Ты уже возвел крошечные стены из пенокартона. Вайолет обожала наблюдать за твоей работой.

Я взяла лезвия для резаков и положила в жестянку. Они не должны лежать на виду. Сто раз уже просила тебя быть осторожнее. Я провела лезвием по пальцу и поморщилась от боли. Так просто порезаться. Я закрыла глаза, почувствовала шрам под рубашкой, вспомнила, как вздулась кожа над линией пореза на животе, как стало легко, когда появилась кровь.

– Ты что делаешь? – Я вздрогнула от неожиданности.

– Убираюсь. Не оставляй эти штуки у нее на виду.

– Я сам уберу. Иди в постель.

– Ты придешь?

– Сейчас. – Ты сел на табурет, включил лампу. Я коснулась твоего плеча, погладила по затылку, поцеловала за ухом. Ты вставил лезвие в резак, потянулся за металлической линейкой. Ты всегда задерживал дыхание во время работы. Я приложила ухо к твоей спине, прислушалась, как ты набираешь воздуха в грудь. – Прости, родная, не сегодня. Мне нужно закончить.

Несколько часов спустя я проснулась от странных звуков – медленно, одно за другим, лезвия падали в коробку. Звяк. Звяк. Звяк. Пауза. Звяк, звяк. Пауза. Я открыла глаза. Звяк. Звяк. Я повернула голову. Оказалось, металлический звук издают капли, падающие в водосточный желоб. Завыл ветер. Звяк, звяк. Звяк. Я представила своего малыша, его запах, ощущение маленьких пальчиков у меня во рту, кровь, вытекающую из теплого тела, – медленно, словно капли из неисправного крана. Я видела, как кровь проступает на нежной коже, течет извилистыми ручьями, скапливается в складочках крошечного тельца. Я вылизывала его, как рожок с подтаявшим мороженым; на вкус он был сладким, словно яблочное пюре, которым я кормила его летом, ставшим для него последним.

Утром я обнаружила тебя на полу в комнате Вайолет. Ты спал, укрывшись покрывалом из гостиной.

– Стук капель напугал ее, – пояснил ты за завтраком. – Бедняжку мучили кошмары.

Ты погладил нашу дочь по голове и налил апельсинового сока. Я вернулась в постель.

Глава 53

– Сегодня холодно. Разве у Вайолет нет варежек? – Твоя мама наклонилась и стащила с Вайолет мокрые ботинки. Она приехала на пару дней навестить внучку и сегодня забрала ее из школы. Вайолет сидела в луже тающего снега и отряхивала штаны.

– Варежки в рюкзаке. Она отказывается их носить.

Вайолет прошмыгнула мимо меня на кухню.

Твоя мама посмотрелась в зеркало, поправила прическу. Ей явно хотелось со мной поговорить.

– Учительница сказала, сегодня у Вайолет был трудный день. Она злилась, не хотела участвовать в занятиях.

У меня екнуло сердце.

– Это повторяется не в первый раз. Когда я расспрашиваю Вайолет, она отмахивается. Фокс считает, ей просто скучно в школе.

– Когда я пришла за ней, она сидела в дальнем углу двора совсем одна. Ни с кем не играла. – Твоя мама заглянула в кухню, чтобы убедиться, что Вайолет не слышит. – Еще и двух лет не прошло. Ты же помнишь, она любила его. Несмотря ни на что.

Несмотря ни на что. Эти слова меня удивили. Твоя мама раньше не вспоминала о гибели нашего сына. Может, она знает то же, что и я? Мне так хотелось считать ее своим союзником.