Ты умрешь красивой

— Значительно. Хорошо, если с оператором будет сотрудничать опытный психолог. Чтобы подвергать человека проверке на детекторе лжи, нужно знать о нем… все! Всю подноготную, всех его тараканов. Только опытный психолог сумеет влезть в голову и составить правильный список предикативных вопросов. Сугубо индивидуальный, а не шаблон! Иначе ошибки неизбежны. К примеру, отчего показатели лжи высокие, когда мы задаем вопросы касательно самого убийства, и тотчас падают, когда вопросы идут об орудии убийства? Дьявол в деталях, как говорится, но машина не умеет их улавливать.

— Да, — кивнула Вера, — я читала об этом у Экмана. Почему вы пошли в оперативники? Могли бы применять свои знания в каком-нибудь профайлинговом отделе. Во Франции есть такие?

Эмиль некоторое время молчал.

— Хотите кофе?.. — Он обернулся на открытые двери кафе. — Сюда никто не придет взять заказ, нам следует зайти внутрь.

— Нет, я не пью кофе на ночь.

Эмиль улыбнулся, очевидно, предпочитая накачивать себя кофеином именно в темное время суток.

— Тогда завершим прогулку до офиса. Я живу в квартире над вами.

— У вас все сосредоточено в одном доме.

— Не люблю тратить время впустую. Экономлю его на всем.

Они двинулись по Севастопольскому бульвару. Огни фонарей подсвечивали развесистые платаны, тисы и каштаны, буйно росшие по обе стороны дороги. Город был полон оживленной и разномастной публики, мелкие кафе забиты до отказа, шныряли велосипедисты — доставщики пиццы, смешные хипстеры в цветастых свитерах, офисные работники в строгих костюмах, мерно вышагивали пожилые пары, кто-то выгуливал собак или совершал пробежку. В Париже по утрам и вечерам полно бегунов в наушниках.

Эмиль накинул капюшон толстовки на голову, сунул руки в карманы и взглядом уткнулся в носки своих белых кед. Вера едва за ним поспевала, всю дорогу они промолчали. Понятно, предпочитает быть волком-одиночкой. Да и сам он… немного социопат, как видно.

Завернув на узкую и молчаливо-печальную Л’Эшикье, вся публика которой сводилась к сидящему у зеленых дверей парадной бомжу, мечтательно попивавшему вино из бумажного пакета, они поднялись по узкой ажурной лестнице, петлявшей вокруг недействующего лифта. Кабина и решетки представляли собой настоящее произведение искусства из кованого металла и полированного дерева. Вера перестала дуться на неразговорчивого начальника и самозабвенно вела пальцами по пыльным изгибам металлических ветвей, лилий, лоз и бутонов лестничных перил.

— Завтра весь день вы свободны, — наконец произнес ее начальник, когда они остановились у выкрашенной густой бордовой краской двери ее квартирки-студии. — Но вечером нам нужно будет навестить писателя.

— Писателя?

— Да, Эрика Куаду. Вам незнакома его фамилия, — ему было свойственно совершенно не выделять вопросы ни интонационно, ни конструкцией «est-се que», хотя Вера успела привыкнуть к этому и видела разницу между констатацией факта и любопытством.

— Нет, боюсь, пока нет.

— Не читаете книг в оригинале.

— Много! — встрепенулась Вера. — Но Эрика Куаду… нет.

— Он пишет о временах Екатерины Медичи. Его детектив про убийцу, который косил фавориток королевы-матери, принес ему бешеный успех. В прошлом году он получил Гран-при при Французской академии, а в этом — Гонкуровскую премию лицеистов.

— О, — только и смогла произнести Вера, но что-то заставило ее насторожиться. Несколько секунд она плавала в раздумьях, кусая губы и разглядывая белые кеды Эмиля, который стоял, скрестив руки и уже как будто уходя, повернувшись в сторону лестницы. — Роман о Екатерине Медичи?

— Только слепой не заметил бы связи лепета мальчишки с темой, которой всю свою жизнь посвятил Куаду, — не очень тактично напомнил он.

— Он же преподает в лицее Генриха IV.

— Да, и то, что с мальчишками путается, — для нас не было секретом. Мадам Роллен на самом деле открытия не сделала. Мы вас, собственно, для того и вызвали, чтобы распутать сложную связь учителя литературы с его учениками. Пока он — главный подозреваемый.

— Вот как! Учитель из лицея?

— Навестить лучше в его логове. Он живет в одном из домов напротив парка Тюильри.

— Как удачно, — задумчиво проронила Вера.

— Понимаю вашу иронию. Если учесть, что в парке опять начали происходить странности.

— Странности?

— Люди видят призраков по ночам у колеса обозрения — Красного человека.

— Это что, правда? — Вера захлопала глазами. Было непонятно, шутит ли Эмиль.

— Парижская легенда. Так называют Жана Живодера. А Куаду живет в квартире, из окон которой парк как на ладони.

— Он как-то связан… с этими странностями? — вырвалось у Веры.

Эмиль не ответил, поставив ногу на первую ступеньку. На его лбу собрались морщины. Она ждала ответа, наблюдая за ним. Эти крашеные черные пряди и капюшон, нависающий над глазами, как у монаха-францисканца… Лестничное освещение делало его лицо мертвенно-бледным, круги под глазами растеклись до самых скул.

— Спокойной ночи, — наконец выдавил Эмиль и с ловкостью подростка помчался наверх, в свою квартиру.