Ты умрешь красивой

– Юбер все это время выслушивал его вопли! – сказал Эмиль. – Сейчас составим кривую его безутешности. И если она совпадет с кривой Куаду…

– Значит, оба знали, что мальчик нашелся, и скрывали это!

Эмиль схватил телефон и сделал вызов, нажав на громкую связь. Минут десять они слушали длинные гудки, пока Юбер не снял трубку. Недолгий опрос дяди показал, что в первую неделю месье Жаккар не находил себе места, сидел на лестничной площадке под дверью офиса, плакал навзрыд, даже угрожал. Потом пропал на целый месяц. А когда вернулся, был печален, назойлив, много говорил, но, по крайней мере, перестал буйствовать.

Нажав на отбой, Эмиль молча положил смартфон на стол.

– Ну что? Совпали твои кривые? – усмехнулась Вера.

– Неужели это он – «Призрак Тюильри»?

– Ему сорок ровно, он знаком с Куаду, работает в театре, – стала перечислять Вера, – где мог шить свои платья. Я заметила, на афишах костюмированные спектакли… что-то связанное с Расином и Рабле.

Эмиль сосредоточенно молчал.

– Выходит, Куаду сказал правду, – заговорил он, – дети на кладбище совершили… или это была случайность. Во всяком случае, они что-то сделали со Стефаном Жаккаром, и Куаду действительно отправился им на выручку. Да, ты права, ему точно звонил Тьерри, – у того нет отца, а Куаду встречался с его матерью, значит, они могли общаться теснее, чем учитель и ученик. Куаду холост, одинок, у него не было детей, а к этой троице он привязался, ля-ля-ля и все такое прочее… Короче, в панике он отвез Стефана куда-то и бросил, а спустя неделю Жаккар нашел своего сына… и никому не сказал. Почему? Потому что он задумал месть. Мне и Куаду… Отец Стефана – маньяк, совершивший двенадцать убийств двадцать лет назад!

Что-то пискнуло на столе – пришло сообщение.

– Готовы результаты судмедэкспертизы, – сообщил Эмиль, углубившись в чтение. – Куаду в капельницу вкололи синильную кислоту.

Вера невольно перенеслась в тот день и час, когда умер ее любовник.

– Вкололи, а капельницу оставили на паузе, – пробормотала она. – Там есть колесико… Он сам… Куаду сам попросил медсестру запустить капельницу. И говорил так, будто знал, что в ней яд! Это могли сделать в любое время.

– Нет, – возразил Эмиль. – Медсестра бы быстро заметила, что лекарство не поступает в кровь. Значит, убийца приходил незадолго до нас! Мы можем сузить время просмотра материала с камер наблюдения.

Отодвинув стул, он сел к компьютеру, вывел на экран видео из госпиталя и вновь погрузился в работу. Глаза впились в экран, пальцы нервно постукивали по мыши.

На некоторое время вновь стало тихо, лишь гудели кулеры, слышались далекие, как из космоса, голоса с улицы, звуки проезжающих машин. И непрерывное цоканье мышки.

Внезапно Эмиль дернулся, резко нажав на паузу. Вера подскочила от неожиданности. Он долго щелкал мышкой, чтобы попасть на один из множества кадров. Вера подошла к нему со спины.

На небольшом отрезке времени на видео, заснятом перед дверьми реанимации, изображение вдруг стало тусклым, будто кто-то обрызгал камеру из пульверизатора. Оно не показывало четкой картинки ровно семь минут, было видно, как кто-то мелькает тенями, дверь открылась, закрылась, потом вновь открылась и закрылась, а потом камеру протерли. Полминуты изображение было тусклым из-за влаги, потом стекло подсохло, и изображение вновь стало четким. Где-то через минут десять явился Кристоф.

– Верни назад, – попросила Вера, указывая на экран. – До того, как это произошло.

Эмиль усмехнулся, пробормотав: «Чертов выродок, попался?!» Он тоже его увидел.

– Это же отец Адриенна! – воскликнула Вера.

Эмиль торжествующе улыбался. На экране из дверей, ведущих с лестничной клетки, появился мужчина в длинном тренче и сделал было шаг к дверям в реанимационное отделение, но что-то его отвлекло. Он обернулся, будто его позвали, и зашагал прямо под камеру, пока не исчез из поля зрения. Эмиль сделал скриншот кадра ровно за секунду до того, как видео стало несмотрибельным, и увеличил картинку.

В стеклянных дверях, расположенных против камер и под белой табличкой с синими буквами «Реанимация», отражался второй человек. Эмиль взял его крупным планом, но, увы, силуэт был нечетким, по нему можно лишь понять, что человек облачен во что-то вроде халата или плаща, стоит на каталке, голова его запрокинута, рука с каким-то продолговатым предметом поднята. Эмиль нажал на «плей» и стал просматривать видео на медленной скорости после того, как камеру обрызгали, пытаясь хоть что-то вычленить из хаотичного движения теней, напоминающего видео с УЗД-аппарата. Он покачал головой и нажал на печать: принтер выдал два серых изображения на белой бумаге. Фото отца Адриена и черной тени, отраженной в стеклянных дверях реанимации.

– Что скажешь? – спросила Вера, потому что торжествующая улыбка сошла с его лица. – Ты что-то понял? Кто этот человек в халате? Это может быть какой-нибудь врач, который залез, чтобы…

– Поменять лампочку? – вспылил Эмиль.

– Чтобы протереть объектив камеры, – ответила озадаченная Вера. – Иногда это нужно, чтобы наседающая на окуляр пыль не мешала снимать.