Ты умрешь красивой

Здесь была довольно просторная комната с эркером, зашторенными, как и по всей квартире, окнами и выстеленная татами из красно-синего пеноматериала – таким обычно пользуются в залах для боевых искусств. В дальнем углу возвышался деревянный болван с торчащими из него палками, такие Вера видела в китайских боевиках. У окон – подставка с бамбуковыми шестами разной длины, а на стене справа от двери висело холодное оружие, не то японское, не то китайское. Чего там только не было! И алебарды, и копья, и мечи – длинные, прямые, изогнутые и покороче, с такими затейливыми ручками, что даже не поймешь – украшение это, нож или трезубец. Иные рукояти отделаны инкрустацией, на многих красные кисточки. Все виды нунчаков, звездочек и ножей-бабочек, названия которым Вера не знала. На помощь пришло воспоминание о «Черепашках-ниндзя». Она потрогала странный круглый предмет с лезвием-полумесяцем внутри, похожий на медаль. Наверное, это сюрикен.

Хм, если он сидит на мете, как же тогда тренируется? Одно исключает другое. Однажды, возвращаясь от Куаду под утро, Вера видела Эмиля бегущим трусцой по набережной. В толстовке, шортах и кедах, в ушах наушники – все, как у людей.

– Так что же ты такое – Эмиль Герши, погибший в Сталинграде ниндзя, владеющий мечами, копьями и сюрикенами, любящий утреннюю пробежку наркоман и не терпящий пыли и трат времени впустую, но живущий в засранной квартире и спящий посреди бела дня? Человек-сплошное-противоречие. Отдам руку на отсечение: у него либо биполярочка, либо диссоциативное расстройство личности.

Она выключила свет в зале для тренировок и вернулась в кабинет. Села за стол, положила руки на край, но тут же отдернула и принялась вытирать краем футболки мгновенно оставшиеся отпечатки ее ладоней. На улице кто-то отчаянно сигналил, доносились глухие переругивания. Окно в этой комнате было плотно закрыто и занавешено светонепроницаемыми шторами очень темного, почти черного цвета. Определенно, он вампир!

– Свое начальство надо знать хорошо, – сказала Вера по-русски и двумя пальцами потянула ручку выдвижного ящика стола. Там почти ничего не было – три документа, папка и книга: свидетельство о рождении Эмиля Герши, свидетельство о смерти и паспорт… опаньки! Паспорт был советский. Вот это номер!

Вера открыла его, изумившись похожести Эмиля старшего и младшего. Просто один человек! Только имя его было другим: Емельян Михайлович Гершин.

– И как он, скажите на милость, оказался на кладбище Пер-мать-его-Лашез, если умер в Сталинграде и тело его не было найдено! Да и вообще под Парижем есть русское кладбище.

Вера выругалась и потянулась за папкой с надписью «Расследование журналиста Эдварда Бенкса. Великий и ужасный с острова Лонг-Айленд». Автором значился тот же Эдвард Бенкс. И название повторялось: «Великий и ужасный с острова Лонг-Айленд».

Она открыла папку: там лежала стопка страниц, отпечатанных на машинке, с ветхими краями. Лет им было почти как самому Эмилю – около ста. Да, верно, на форзаце значилась дата: 1908 год.

«Меня зовут Эмиль Герши, а вернее, Емельян Михайлович Гершин – я последний из рода русских эмигрантов, полвека назад накрепко обосновавшегося в Париже. Возможно, моя история убережет тех, кто находится в вечном поиске истины, убедит в тщете ее и сохранит жизнь…»

Вера провалилась в чтение. Это было интервью со вставками-комментариями Эдварда Бенкса, журналиста из Нью-Йорка, жившего в начале XX века. Рассказ ее немало изумил.

Этот Эмиль был простым адвокатом, жил себе и не тужил, но повелся на эзотерические россказни русской авантюристки, изображавшей из себя вторую Блаватскую и пообещавшей открыть ему великие тайны мироздания. Он уехал в Тибет и прожил там семнадцать лет, служа в монастыре не то стражником, не то сам был монахом. Вернулся к людям, понял, что авантюристка его надула, и решил ее убить. А замужем она была за русским не то доктором, не то инженером, который в тесном соседстве с Николой Теслой проводил опыты с токами на Лонг-Айленде. Дочерью этого инженера была гонщица Зоя. Фото ее лежало между страниц – один в один та Зоя, что сейчас проводила в Лувре экскурсию, только с короткой стрижкой. Оба участвовали в гонке Нью-Йорк – Париж 1908 года, а потом поженились.

Все!

Занавес.

– Ничего не понимаю, – проронила Вера в подражание братьям Пилотам из мультфильма «Следствие ведут Колобки».

И тут ее заставил вздрогнуть истошный крик из глубины квартиры.

Вера смела документы, папку, книгу в ящик, захлопнула его и бросилась вон из кабинета.

Пришла Зоя, включила свет. Эмиль лежал в той же позе: лицо в диван, рука свисает к полу. Зоя стояла на коленях, трясла его за плечи, кричала и плакала. Ее черная тушь и подводка с египетскими стрелками потекли по щекам, помада размазалась. Вера тотчас подлетела к нему, но так перепугалась, что не могла услышать, дышит ли он.

– Успокойся, – дрожащим голосом выдавила она. – Я не слышу его дыхания.

– Господи… Он умер. Он был уже мертв, когда ты звонила, а я не приехала сразу же… – Зоя целовала брата в ухо, обмазывая его черным и красным. – Эмиль! Эмиль!