– Теперь мои враги стали и вашими тоже. А Юбер сегодня сбился с ног в поисках свободной клининговой компании, чтобы оттереть со стены нашего дома ваше изображение.
Он вынул телефон, показывая ей довольно интересно написанную картину в стиле стрит-арт. На ней Вера была похожа на средневековую Харли Квинн со взлохмаченными, стоявшими кольями волосами, окрашенными с одной стороны в синий, с другой – в красный, в рваном, грязном платье, от подола оторван значительный кусок ткани так, что видны ноги в драных черных чулках и высоких армейских ботинках. На плече у нее лежала огромная базука.
– Я была босиком… – удивилась Вера, увеличивая разные части картины, чтобы рассмотреть детали. – Значит, так я вчера выглядела? Так меня видят? Я почти как Харли Квинн.
Эмиль забрал телефон, сунул в карман.
– Во всяком случае, у нас прибавилось трудностей.
– Но Куаду ведь сядет за решетку?
– А может, все обойдется штрафом и волной хайпа, что всегда на руку медийным личностям. Его книгу станут покупать еще лучше.
– Штрафом? – возмутилась Вера.
– Насилия не было, вы добровольно к нему пришли.
– Посмотри на мое лицо, руки. Меня будто трамвай переехал!
– Адвокат Куаду уже высказал предположение, что вы сами виноваты.
– Ну конечно же! – скривилась Вера. – А наркотики?
– Хлоралгидрат он вам подливал в вино в очень малых дозах. Его адвокат сумеет выставить все так, будто жертва сама этого хотела.
– Что это значит?
– Опять только штраф – за то, что «поделился» своим седативным.
– Седативное? Просто седативное? Да там такой коктейль был!
Эмиль запрокинул голову, будто поэт, собравшийся читать стихи, закрыл глаза и начал вещать заунывным голосом:
– Алкоголь может усиливать побочные эффекты хлоралгидрата на нервную систему, такие как головокружение, сонливость и трудности с концентрацией внимания. У некоторых людей также могут наблюдаться нарушения в мышлении и суждениях. Вам следует избегать или ограничить употребление алкоголя во время лечения хлоралгидратом. Не принимайте хлоралгидрат в дозе, превышающей рекомендуемую, и избегайте действий, требующих умственной активности, таких как вождение автомобиля или эксплуатация опасных механизмов, пока не узнаете, как на вас влияет лекарство. Поговорите со своим врачом или фармацевтом, если у вас есть какие-либо вопросы, опасения или вы невольно начали изображать «Завтрак на траве» в полуголом виде прямо посреди городского парка.
– Это что? – Вера захлопала глазами.
– Справка из Интернета.
– Ну неужели у меня ничего больше не нашли? Совсем?
– Нет.
– Вы же считали его маньяком, которого не поймали двадцать лет назад!
– И продолжаю считать. Но у меня нет никаких доказательств, что это был Куаду.
– Покажите мне новости. У меня телефон полностью разряжен.
Со вздохом Эмиль опять достал свой смартфон, нашел в Ютубе ролик от «Le Point».
Они стояли под купами деревьев, еще зеленых в сентябре, над их головами пели птицы. По земле стелился ковер ровно расчерченных линий и углов – могилы. Солнце играло тенями на мшистых холмиках и каменных крестах. Вера с замиранием сердца смотрела, как орет в камеру, точно уличная девка. Видок у нее тот еще, но волосы действительно окрашены с одной стороны в синий, с другой – в красный, просто потому, что по одну сторону от нее стояли полицейские машины с синими огнями, а по другую – «Скорая», пылающая красным. Сияние проблесковых маячков превратило ее в Харли Квинн.
– Довольны? – Эмиль убрал телефон и двинулся вперед.
– Мне кажется, но… – начала оправдываться она. – Я сделала все, что было в моих силах! Я должна была. И потом бы очень пожалела, если бы струсила.
Эмиль покосился на нее, уголок рта дернулся в улыбке.
– Он больше не посмеет ни над кем так надругаться! – едва поспевала она за его быстрым шагом.
– Это был ваш экзистенциальный выбор. И вы его сделали. Посмотрим, что из него последует. Мы, кстати, уже пришли. Вот тут мальчики и пытались вызвать Жана Живодера. Нашли могилу человека, которого звали Жан Экошер[14], тоже мне – умники…
Они остановились возле небольшого склепа метр на два, выполненного в готическом стиле с узкой, устремившейся вверх крышей, украшенной завитками и двумя остроконечными башенками, двери – резные, металлические, но позеленевшие от времени – не заперты. Эмиль не договорил, оборвав фразу, и уставился на соседнюю могилу, расположенную за склепом. Только сейчас Вера обнаружила, что надгробная плита на нем сломана, куски камня разбросаны по сторонам, земля взрыта, а на памятнике черная перевернутая пентаграмма в круге, нарисованная краской из баллончика.
Лицо Эмиля стало белее мела, он медленно достал телефон, набрал быстрый вызов.
– Я на Пер-Лашез, – коротко сообщил он. – Опять.
Его рука опустилась, пальцы сжали телефон так, что довольно крепкая игрушка могла треснуть. Послышался глухой и отдаленный голос Юбера, слов было не разобрать. Эмиль нажал на сброс, прервав судорожное клокотание дяди.
– Эмиль, что случилось? – не выдержала Вера. – Это кто-то из ваших родственников?