Ты убит, Стас Шутов

Новые приятели Стаса, как ни странно, тоже не ходили у Резака в любимчиках. А ведь словно по какой-то иронии, вся эта компания друзей по несчастью жутко напоминала Стасу «мушкетеров». Его любимые игрушки из прошлого.

Помимо Коли Стас стал общаться с Васяем ― тем самым онанистом, который так подробно рассказал свою историю на пятом групповом сеансе у психолога.

– Ну вы это, не ссыте, я только на сеньорин. Сеньоры меня не вдохновляют, ― успокоил будущих друзей Васяй в день знакомства.

А еще Стас подружился с Мироном.

Мирон был низким и щуплым, с русыми волосами и веснушками, которые покрывали не только лицо, но и все тело. В прежней жизни он постоянно ссорился с родителями, а после очередной ссоры украл папину тачку и все деньги. На этой тачке он ездил по городу, швыряя деньги в окно, а затем нырнул в ней в городской пруд. А все потому, что не хотел поступать по родительской указке на банковское дело.

– Я вообще это, ну, руками люблю, ― смущенно сказал Мирон, когда они со Стасом знакомились. ― Ковать люблю… ― Он как будто оправдывался. ― Хотел пойти учиться ковать оградки, лестницы, декор всякий. А папа сказал, будешь банкиром. И вот…

Мирон был из тех, кому в спецшколе нравилось: тут не было навязывающих свое мнение снобов-родителей, зато была ковка.

Ребята были веселыми, недалекими, добрыми. Коля походил на Шляпу, Васяй своим лошадиным лицом ― на одного из друзей Шляпы, которого Стас за эту черту внешности прозвал Ишаком. А Мирон напоминал третьего из «мушкетеров» ― мелкого Пятачка. Даже голос был такой же писклявый.

Хоть Стас и не был любимчиком, Резак все равно его как-то выделял. Как будто пытался найти в нем слабое место, ударить побольнее, унизить. Иначе как «Барби» или «животное» Резак к Стасу не обращался. При каждом удобном случае пристраивался рядом, понижал голос и в красках расписывал, в какую позу поставит его маму и как будет мучить его сестру. Один раз Резак придумал какую-то очередную «забаву» и приказал Стасу сесть на пол. Тот отказался. Его толпой затащили в туалет, набросили сверху одеяло и избили.

Стас продолжал все это терпеть. Он будто что-то выключил в себе. Дни проходили, оставляя на языке привкус горечи, от которой никак не избавиться.

Иногда казалось, еще чуть-чуть ― и он сорвется, просто размажет лицо Резака о кафельный пол. В такие моменты Стас чувствовал на груди прохладное прикосновение иконки, некогда подаренной Томой, а мягкий голос в голове шептал: «Не нужно, Стас, это не выход». Стас выдыхал. Закрывал глаза. Говорил самому себе: «Терпи, ты это заслужил». Считал до пяти. Его отпускало.

От реальности он прятался в мыслях: думал о маме и Янке, о Томе и Егоре. Интересно, как там Тома? С Егором Стас часто созванивался, но друг не приезжал ― встречи разрешались только с членами семьи. Раз за разом Стас задавал Егору вопросы о Томе, ему хотелось знать все подробности, но друг увиливал, отвечал коротко: у нее все хорошо, ходит в школу, улыбается. Казалось, он что-то скрывает.

Тома улыбается, надо же… А ведь она столько времени не улыбалась, и виной этому был Стас. Он уже забыл, какая у нее улыбка. Представляя лицо Томы, Стас всегда видел лишь огромные глаза, блестящие от слез и вины, полуоткрытый в испуге рот и изжеванные в кровь губы. Вот бы увидеть, какая она сейчас. Стать невидимкой, сбежать на один день в родной город и посмотреть на Тому хотя бы издалека. За это Стас продал бы душу дьяволу.

– Счастлива ли она? Смеется? Танцует? Шутит? ― он заваливал Егора вопросами. Стасу было важно знать, что его заточение проходит не зря. Егор отвечал утвердительно. Да, Тома теперь счастлива. Стас превратил ее жизнь в ад, но теперь в этом аду прошел дождь. Он потушил пожары, а сквозь пепел медленно прорастают цветы.

«Забыла ли она меня?» ― этот вопрос Стас так и не задал. Он боялся ответа.

Когда-то Тома единственная во всем мире вызывала в нем бурю противоречивых чувств: от смертельной ненависти до нежного желания оберегать и любить вечно. Что осталось от всей этой бури сейчас?

Определенно, он больше ни в чем ее не винил. Его маленькой Янке исполнилось одиннадцать. В судный день Томе было двенадцать, всего на год больше, чем сестре сейчас. И, глядя на Янку, Стас не понимал, чего он тогда хотел от Томы? Они оба были глупыми детьми. Их сильно напугали. А ведь страх порой парализует разум, испуганный человек иногда вообще не способен думать и поступать здраво. Особенно ― ребенок…

А светлые чувства к Томе? Они как раз никуда не исчезли, но описать их Стас не мог. Он совсем запутался в себе. Ему было плохо без Томы и плохо с Томой. Он не понимал себя и не видел никакого выхода. Неужели нормальной жизни у него больше не будет? Сейчас казалось именно так: он чувствовал себя пустой банкой из-под кока-колы, смятой и выброшенной в мусорку.

А вскоре произошло кое-что, от чего стало еще хуже.

После душа, натянув штаны, Стас почувствовал, как кто-то подошел сзади, а затем шнурок от иконки сдавил шею. Он резко обернулся и увидел ухмыляющегося Резака.

– Что за цацки, Барби?

– Не твое дело, ― буркнул Стас.